Впрочем, Кемаль поражал немцев не только уже хорошо известной им непредсказуемостью, но и блестящими военными познаниями, как это было на проходившей в Эльзасе линии фронта и на заводах Круппа.
Они провели десять дней в Берлине.
Все это время будущий султан и не думал касаться острых тем и с каким-то достойным другого применения упорством твердил журналистам о том, что женщины в Турции пользуются почти равными с мужчинами правами.
Кемаль слушал эти речи с откровенной насмешкой, и когда они отправились домой, он решился поговорить с принцем по душам.
— Я буду откровенен с вашим высочеством, — сказал он, — и скажу вам следующее. Вы должны потребовать по возвращении в Стамбул армию. В этом ничего удивительного нет, поскольку все принцы имеют свои армии. Получив ее, вы возьмете меня в нее начальником штаба…
Вахидеддин не ответил.
Поезд приближался к Стамбулу, и на его лице снова появилось тупое выражение.
Да и не привык он к такому напору, какой начинал оказывать на него в последние дни Кемаль.
А посему ограничился туманными обещаниями обсудить эту скользкую тему по приезде в столицу.
И все же главного Кемаль добился.
Вахидеддин проникся к нему искренней симпатией и держал его за своего преданного слугу.
Трудно сказать, почему выбор Энвера пал именно на Кемаля в этом путешествии в Германию.
Если он хотел отправить Кемаля в очередную ссылку, то мог бы найти куда более подходящее для этого место.
Если же все-таки надеялся на то, что более близкое знакомство с немцами хоть как-то подействует на Кемаля и заставит его симпатизировать им, то это было в высшей степени наивно.
Кемаль и не подумал менять своего отношения ни к самой Германии, ни к ее военным специалистам.
Но от критики правителей и бездарных немецких генералов пока воздержался: у него сильно заболели почки, и он несколько недель пролежал в кровати.
Но вполне возможно, что Кемаль просто выжидал.
Ведь именно в эти дни он получил военную награду в немецком посольстве.
Затем он первое большое интервью в доме матери на улице Акаретлер, где беседовал с Рушеном Эшрефом в небольшой комнате, заваленной военными книгами и фотографиями.
И как потом рассказывал журналист, знаменитый генерал показался ему сошедшим с полотен Рембрандта героем.
«Я, — писал он, — даже не мог представить себе, что на столь еще молодом лице может быть такая потрясающая игра мысли и чувств.
В царившем в комнате полумраке его словно выбитое из бронзы лицо казалось мне одновременно решительным и спокойным, скромным и достойным, мягким и жестким, простым и одухотворенным, настолько гармонично сходились в нем противоположности…»
Нового назначения Кемаль пока так и не получил.
Да и не до него, говоря откровенно, ему было летом 1918 года.
Боли в почках усиливались, и он попросил Энвера предоставить ему отпуск и выделить деньги на лечение в Австрии.
И тот с великой радостью отправил надоевшего ему генерала в Карлсбад.
В это время Наполеончик замышлял новую авантюру и не желал иметь рядос с собой вечный упрек в его некомпетентности.
Особенно если учесть то, что намеченный им рискованный шаг грозил серьезным конфликтом с Германией.
Впрочем, причины у него для такого шага были.
Октябрьский переворот в России устранил угрозу Российской империи.
В Брест-Литовске правительство большевиков согласилось покинуть Каре, Ардаган и Батум, утраченные Турцией после Русско-турецкой войны 1878 года.
Их будущее должно быть определено самими жителями при содействии Турции.
Референдум, организованный Стамбулом, превратился во всенародное голосование: 85 124 голоса в пользу присоединения к Турции из общего числа 87 048!
Социал-демократы, пришедшие к власти в Грузии, Азербайджане и Армении, не признали власти большевиков.
Эти события вселили в Энвера огромную надежду: компенсировать потерю арабских стран завоеванием территорий, где проживает значительное число турок, что позволит Османской империи укрепить на востоке свое могущество, утраченное на западе и юге.
Большую роль сыграло и желание Энвера окончательно разобраться с Арменией.
Как известно, большевики отказались от прежних соглашений царского правительства.
Подписав в декабре 1917 года перемирие с турками, Ленин поручил Чрезвычайному и Полномочному комиссару по делам Кавказа и председателю Бакинского Совета депутатов Степану Шаумяну подготовить декрет по Турецкой Армении.
Шаумян предложил провести на подконтрольных Русской армии территориях референдум и по его результатам присоединить к Русской Армении в составе новой Советской России.
Ленин согласился.
Однако в марте 1918 года на переговорах в Брест-Литовске Троцкий принял требования Талаат-паши и согласился на вывод русских войск с занятых территорий, а также с территории Карса, доставшейся России по итогам русско-турецкой войны 1877–1878 гг.
Это решение предопределило новую конфигурацию сил в Закавказье и будущую катастрофу Армении.