Генерал Платов с небольшой возвышенности всматривался в лежащий за рекой французский городок. На блеклом небе чётко выделялся сферический купол церкви, прямоугольная башня ратуши, на заснеженном холме темнели голые деревья кладбища с видимыми обелисками и крестами. Перед городом в низине угадывалась река под ледяным панцирем. Через неё был переброшен горбатый мост.
Утро выдалось морозное, румяное, на редкость ясное. Будто был не январь, а поздний март, какой предваряет приход погожих дней на Дону.
Рядом с Платовым притоптывал ботфортами высокий Шперберг, натянув на самые уши щеголеватое казачье кепи. На ремне через плечо неизменная походная сумка с картой, бумагой, карандашами, даже с пузырьком чернил и перьями.
Тут же генерал Карпов — артиллерийский начальник отряда, розовощёкий, усатый крепыш, в широких, подбитых мехом сапогах. Он то и дело поглядывал в сторону артиллерийской роты, шесть орудий которой выстроены в ряд на позиции. Возле них суетились казаки-пушкари, вызывая у генерала раздражение. «Пора бы занять места и не мельтешить».
Неподалёку в ложбине укрылись адъютанты и казаки-вестовые для связи с казачьими полками. Полки уже давно изготовились и ждали сигнала, чтобы в конном строю атаковать город.
Матвей Иванович достал большие, в золотом корпусе часы на массивной цепочке. Нажал на головку, и крышка с щелчком открылась. Стрелки приближались к восьми.
— Может, начнём? — предложил Шперберг, потирая подмороженное ухо.
— Ещё семь минут, — заметил Карпов, неодобрительно поглядев в сторону орудий.
— Начнём как указано, — спокойно сказал Платов и поднёс к глазу подзорную трубу.
Накануне ему поступил приказ овладеть городом Труа, лежавшим на пути к Парижу, и ни в коем случае не уступать его французам, которые вдруг стали дерзки. На некоторых местах им удалось даже потеснить русские и союзные — австрийские и прусские — войска. Для последних обстановка в январе 1814 года складывалась весьма неудачно.
Направляя к Труа казачий отряд, Барклай самым решительным образом приказал Платову овладеть городом к утру. Ночь казаки провели в движении и теперь оставались последние минуты перед решительным броском в атаку.
В чуткой тишине морозного утра послышался далёкий звон часов на башне ратуши. Ему отозвался колокол собора. Восемь часов!
— Начнём, — спокойно сказал Платов.
— Ракету! — скомандовал начальник штаба отряда полковник Шперберг.
В небо взлетела ракета, рассыпалась на звёздочки. Генерал Карпов сорвал с головы папаху и взмахнул ею. Почти разом ударили орудия. Из стволов вылетели языки огня, орудия окутались дымом.
И вслед за тем из укрытий вынеслись конные. Припав к шеям коней, всадники галопом мчались к городу, угрожающе выставив длинные пики с поблескивающими наконечниками. Казалось, их ничто не могло удержать.
— Иго-о! А-а-а! Да-ава-ай-й! — слышались крики и частый перестук копыт, слившийся в гул.
Конники всех трёх бригад слились на широком поле в одну живую лаву, неудержимо накатывались к низине со скованной льдом рекой.
Из города загромыхали орудия, послышались выстрелы. Несколько коней упали, сбросив с себя седоков.
— А-а-а! Дава-ай-й!..
Лихой атакой сбили неприятельские заслоны, вынеслись к мосту.
Наступавшая справа бригада генерала Иловайского первой достигла реки. По хрупкому, не совсем окрепшему льду всадники преодолели её и оказались на противоположном берегу.
По ним стреляли из орудий и ружей, но казаки будто не замечали опасности, мчались в обход города с явным намерением выйти к противоположной окраине и отрезать неприятелю пути отступления.
Скупой на похвалу, Платов не сдержал одобрения:
— Вот это по-казацки! Аи да Осип Васильевич! Быть ему комендантом города.
— Генерал Иловайский достоен того, — поддержал Шперберг.
Через час с небольшим штурм завершился победой казаков. Оказавшись в кольце и сознавая бессмысленность обороны, французы побросали оружие, подняли руки.
— Раненым оказать помощь и отпустить, — распорядился Матвей Иванович. — Остальных направить в Главную квартиру. Там разберутся.
В особняк, где разместился штаб, Платов прибыл к вечеру. Весь день был на ногах, чувствовал усталость. Ко всему ещё простудился: бил кашель, ломало поясницу. Годы брали своё, разменял седьмой десяток. Раньше, бывало, сутками не покидал седла, а сейчас всё больше в мягкой коляске. Укатали сивку крутые горки.
Матвей Иванович сел к камину, вытянув к огню обутые в валенки ноги. Жмурясь, смотрел на пляшущие языки огня. Поленья сочно потрескивали, сыпали искры. Жар опахивал лицо, клонило ко сну.
Вошёл Шперберг.
— Ваше сиятельство, прибыли командиры. Велите приглашать?
После возведения Платова в графское достоинство, приближённые, чтобы сделать приятное, обращаясь, называли его только сиятельством.
— Да-да, пусть заходят. Приглашайте, Константин Павлович.
Матвей Иванович поднялся, большой, грузный.
Первым вошёл бравого вида совсем ещё молодой Кайсаров, помощник Платова. За ним Иловайский, Греков 10-й. Все трое генералы, командуют бригадами. За ними вошёл строгий усач генерал-артиллерист Карпов.