Однако этим заявлением Богданов не ограничился. В открытом письме войсковому старшине Рязанову, опубликованном в той же газете, он утверждал: «В такой душной атмосфере, как в Оренбурге, жить и управлять городом я пока не согласен… Я – воин, но за политикою зорко слежу, когда есть возможность, и всегда правильно оценивал создавшуюся политическую обстановку. В том и беда, что я не вижу в наших володеях974 сильных политиков… Вы пишете, что мы дрались под лозунгом: «Вся власть Учредительному Собранию и за восстановление Войскового Правительства». Я Вам скажу от чистого казачьего сердца: «За Учредительное Собрание», это верно, но за восстановление старого Войскового Правительства, да еще скажите – за Атамана Дутова, – нет, за это бороться я казаков не призывал. Да я и не знал даже, что еще где-то существует Войсковое Правительство. 29 апреля 1918 года по взятии стан[ции] Донгуз я лично послал делегата разыскивать Атамана Дутова с просьбою о помощи, но помощь эта пришла 20 июня в станицу Ильинскую975, когда я с полком уже был в Оренбурге; так помощи в нужный момент и не дождался, а она была бы очень нужна»976. Богданов полагал, что большевики окончательно разбиты и борьба с ними близка к завершению. Он отмечал далее: «Вы пишете, что начался спор за места за столом победителей? Нет! Это неправда. Никакого места я занимать не собирался. Мне – воину, повторяю, было бы душно в городской атмосфере. Здесь же, в благодатной стране Башкирии, мне много простору и много свободы. Что касается предупреждения о розни, то я заявляю: я сумел устранить рознь в своем полку. У меня первый офицер и самый последний казак органически спаяны между собою. Дай Бог везде такого единения и согласия! Что имя мое будет зафиксировано, как выражается В[ойсковой] С[таршина] Рязанов, в этом я не сомневаюсь. Доказательства налицо: весь полк вынес пожелание977 иметь меня своим шефом полка, и надеюсь, имя мое не смешают с братьями Кашириными, ибо мои действия прямо противоположны действиям К а ш и р и н ы х (разрядка документа. –
В еще одном письме Богданов отметил: «Возникает тревога, что Оренбургское правительство, если будет идти таким путем, каким шло до сих пор, скоро дойдет до полной реставрации»980. Публикации Богданова внесли определенный раскол в войско, а кроме того, способствовали охлаждению отношений между Комучем и Дутовым981.
3 октября 1918 г. на вечернем заседании 3-го чрезвычайного Войскового Круга Оренбургского казачьего войска был поднят вопрос о деятельности Богданова. Председатель военной комиссии Круга полковник Л.Н. Доможиров сделал доклад о поведении есаула, причем было принято решение передать дело в Войсковое правительство и направить «по подсудимости (так в документе. –
Следующий, 3-й очередной Войсковой Круг, проходивший в 1919 г. в Троицке, также не обделил Богданова своим вниманием. Войсковой старшина (произведен в конце 1918 г.) Богданов, командовавший 23-м Оренбургским казачьим полком (ранее – 4-й Левобережный полк), прислал в адрес Круга телеграмму с просьбой разрешить делегировать на Круг по 2 представителя от полков. Атаман Дутов 10 февраля заявил в ответ на это, что «из его армии никто подобной телеграммы не пришлет, а войсковой старшина Богданов из его армии исключен»988. Телеграмма не вызвала одобрения и у депутатов. 17 февраля постановлением Войскового Круга 23-й Оренбургский казачий полк был лишен шефства Богданова за преступную деятельность командира полка989. Основанием послужил письменный доклад Дутова от 10 февраля.