Об Илецком фронте Дутов сказал: «Я, как атаман, видел фронт и видел тот энтузиазм, которым полны казаки… Конечно, я не могу говорить о нашей численности: это военная тайна. Но могу сказать: у нас сформировались отряды, численность которых 22 сотни. И таких отрядов у нас несколько… Снарядов и пр[очего] у нас много. Вчера в 6 час[ов] вечера я отдал приказ о наступлении на Илецкую Защиту, а в 8 час[ов] 30 мин[ут] вечера Илецкая Защита нами уже была занята (шумные и продолжительные аплодисменты). Противник отстреливался. У него есть снаряды; нам выгодно, чтобы он больше стрелял: ему скоро нечем будет стрелять. Вчера нами был занят разъезд № 25, и я отдал распоряжение ген[ералу] Карликову770 преследовать дальше и занять Ак-Булак. У вас прошу помощи в смысле санитарном. У нас скажу откровенно, это дело хромает. Раненых мало. Но они могут быть. Раненых приходится возить 60 верст. Воды нет. Нам нужно хотя бы десять телег с матрацами. Я с марта месяца сделал около 2000 верст, не проиграв ни одного боя, не потеряв ни одного раненого, не имея ни одного доктора, так как бывшие со мной два врача, к сожалению, сбежали. Я сам рвал рубашки и накладывал без лекарств повязки на раны…»771 Несмотря на внешний успех под Илецкой Защитой, ходили слухи о том, что Дутов упустил в этой операции красных, поскольку руководствовался не задачей их разгрома, а саморекламой772.
О собственном политическом курсе и о политике Войскового правительства Дутов сказал, что «некоторая суровость, замечаемая в части отданных им приказов, неизбежна: таково время. Теперь должна быть одна партия: освободителей г. Оренбурга и Оренбургской губернии от большевиков… Считаю ту партию лучшей, которая спасет Россию»773. По мнению автора газетного сообщения, Дутов – «человек военный и выполняет свои задачи, может быть, иногда идя не в такт с переживаемым революционным переходным моментом. «Мне жизнь каждого жителя, – говорит А.И. Дутов, – и казака одинаково дорога»774. Говорил Дутов и о неизбежности расстрелов в тот период, при этом заверив депутатов, что посягательств на городское самоуправление не будет. По словам атамана, обысков почти не будет, ночное движение и зрелища скоро будут возобновлены. «Цензура мною введена, но не большевистская. Я сам, не изменивший своим убеждениям с 17 марта 1917 года до сего дня, стою за свободу печати и на нее налегать не буду», – заявил оренбургский атаман775. Надо сказать, что свое обещание он в целом сдержал. При этом Дутов посетовал на трудности в работе: «Я три дня в городе, а еще свою семью не видел…»776 В конце речи атаман сообщил о стремлении союзников помочь борцам с большевиками и о восстании в Москве. «Я забыл добавить, – сказал под конец Дутов. – Здесь роль казачества не кончается. Мы будем работать для спасения России. Мы формируем новые полки, и вчера полк Оренбургских казаков уже отправился в г. Самару»777. В эти дни Войсковое правительство Оренбургского казачьего войска приняло решение о переходе в летоисчислении с юлианского на григорианский календарь (со старого стиля на новый)778.
Казаки поднимались на борьбу. 11 июля Дутов получил телеграмму из Челябинска от окружного съезда казаков 3-го военного округа: «Батько Атаман! Оскорбленные и поруганные большевиками сыны твои встали на защиту попранных казачьих прав и свободы. Шлем предателям, изменникам свои проклятья; борцам, павшим за свободу, вечная память; Атаману, Правительству, братьям чехам и свободолюбивому казачеству – ура! В Челябинске собрался окружной казачий съезд делегатов III округа Оренбургского казачьего войска. От войскового старшины Замятина получена телеграмма о взятии Верхнеуральска. В отряде Замятина, кроме чехо-словаков и Оренбуржцев, были и сибирские казаки»779.
Тогда же атаман телеграфировал в Верхнеуральск войсковому старшине М.И. Замятину: «Я с правительством нахожусь в Оренбурге. Прибыл 24 июня780. Командую фронтом. Тесню большевиков на Ташкент, дошел до Ак-Булака. В нашем округе мобилизованы станичники от 20 до 35 л[ет]. Кроме того, сформированы партизанские отряды. На вас двигается Каширин, который разбит под Оренбургом. Я его преследую. Он не знает о падении Верхнеуральска. Мною посланы части в Самару и Уральск. Благодарю станичников за верную и бескорыстную службу родному войску. Войсковой Атаман
Настроения тех дней нашли отражение в стихотворении войскового старшины А.Ф. Рязанова «Тревога»784: