Атаман

Сопровождали их два казака с винтовками; один из них Белов, лишь недавно появился в Маньчжурии, одолев все красные кордоны, рассказал о том, что на Слюдянке — станции, расположенной недалеко от Иркутска, — красные установили плотный кордон, проскочить который, не зная местности, очень трудно, и на кордоне этом всех добровольцев заворачивают назад. «Значит, встревожились совдеповцы, — есаул довольно улыбнулся, — значит, почувствовали в Семенове силу».

Еще Белов передал есаулу газету со статьей о Семенове.

— В Иркутске на вокзале купил, — сказал он, — из газет-то я, собственно, и узнал, что вы тут находитесь, в Маньчжурии.

Газета была тиснута на плохой серой бумаге, часть букв не пропечаталась, плыла. На второй странице была напечатана статья, рисованный заголовок которой с изображением стекающих черных капель крови гласил: «Палач в казачьей форме».

— Это про меня, что ли? — недоверчиво спросил Семенов, ткнув пальцем в рисованный заголовок.

— Про вас.

Есаул вгляделся в текст, натянуто усмехнулся:

— Ну что ж, выходит, большевики начали меня ценить. Скоро, глядишь, и крупную сумму за мою голову назначат.

— Нет худа без добра, — резонно произнес Белов, — если бы не эта газета, я бы вас не нашел.

Но вернемся к Семенову, который, демонстративно пошатываясь и держа под руку китайского полковника, шел по морозной Маньчжурии.

Спекшийся крупитчатый снег так громко скрипел под подошвами, что хотелось заткнуть уши.

Полковник, едва шевеля ногами, пару раз умудрился завалиться в сугроб, но Семенов его оттуда выдернул.

— К-куда мы идем? — заплетающимся языком поинтересовался полковник.

— На площадь.

— Разве русские казармы находятся там?

— Нет, там находятся китайские казармы.

Полковник, остановившись, долго соображал, при чем тут китайские казармы, и, так ничего не сообразив, махнул рукой;

— Все равно. Пусть будут китайские казармы.

— Это надо же так нализаться, — укоризненно сжал глаза в щелочки Семенов, словно не был причастен к тому, что китаец так здорово захмелел. — Ай-ай-ай! — Сам есаул был трезв как стеклышко — ни в одном глазу.

— А когда будет разоружение? — икнув, спросил полковник.

Семенов посмотрел на часы:

— Минут через десять.

— Хорошо, — удовлетворенно произнес китаец.

— Или через пятнадцать...

— Можно и через пятнадцать, это тоже хорошо. — Полковник остановился, втянул сквозь зубы воздух, помотал головой; хотел отрезветь, но это у него не получалось. — Во всем виноват русский чай» — сказал он.

— Так точно — русский чай, — подтвердил есаул.

— Очень он крепкий.

— Ну-у, смотря на какую голову...

Миновав два узких, кривых, забитых поленницами проулка, они вышли на площадь, где располагались китайские казармы.

— О, Знакомые места, — обрадовался полковник. Он уже забыл, о чем шла у него речь с русским есаулом по дороге.

В следующую секунду полковник увидел два орудия, снятые с передков и развернутые стволами к казармам.

— Как вам это нравится? — спросил у полковника Семенов.

Хмель слетел с китайского начальника штаба в несколько мгновений; от такого быстрого преображения полковник, будто от холода, застучал зубами.

— Что это такое? — спросил он дрожащим голосом.

Есаул, не глядя на полковника, скомандовал артиллеристам:

— Заряжай!

Те послушно лязгнули замками орудий и вогнали в стволы по одному снаряду.

— Молодцы! — похвалил артиллеристов Семенов и повернулся к полковнику: — Значит, так... Передайте вашему командующему мой ультиматум: в течение четверти часа он должен быть здесь, около орудий, с ручкой и чернилами — мы подпишем договор о дружбе и союзе со мною. Если это требование не будет выполнено, я разгромлю ваши казармы и все, что в них находится,

— Хоросо, хоросо, все путет хоросо, — скороговоркой пробормотал начальник штаба и бегом припустил в казармы. Переводчик споро потрусил за ним.

Китайский генерал вместе со свитой прибыл к орудиям через десять минут — это Семенов засек по часам. Адъютант нес следом за генералом чернильницу, укутанную в дамскую меховую муфту, чтобы чернила не замерзли, ручку и несколько листов бумаги. Подойдя к есаулу, генерал козырнул ему, словно старшему по званию. Семенов небрежно козырнул в ответ.

— Я же сказал — принести ручку и чернила, бумага не нужна... Бумага у нас есть своя, — Есаул щелкнул пальцами, и бравый дежурный ординарец протянул ему изъятую где-то у чиновников — только у них на столах можно найти такое — кожаную папку.

Семенов открыл папку. Там лежали два листа бумаги, на которые был нанесен — от руки — текст на русском и китайском языках. Это был «заранее заготовленный, немногословный, но сильный по духу и определенный по содержанию приказ», в котором говорилось, что «китайский генерал приказывает всем подведомственным ему чинам относиться к есаулу Семенову и его частям как к союзным войскам и строго запрещает всякие выступления против них».

Китайский генерал, не произнеся ни слова, подписал приказ. Один экземпляр Семенов отдал ему, другой оставил себе.