Асыл

Вихрев приехал в село под вечер. Оставив коней под охраной Димы, он направился вместе с Болатом и ординарцем в штаб Жилина. Из окон большого поповского дома свет лампы освещал голые деревья, росшие в палисаднике. Возле штаба толпились какие-то пьяные. Поднявшись на ступени крыльца, Николай Петрович прислушался. Доносились крики, топот и пиликание гармоники. Вихрев толкнул дверь. За столом в расстегнутой кожанке, положив револьвер возле недопитой бутылки, сидел Жилин. Его мясистое лицо было багрово. Грохая огромным кулаком по столу, он кричал:

— Кто здесь хозяин? Я. Кто выше меня? Никто. Так ведь, Луша? — он повернул бычью шею к сидевшей рядом с ним жене.

Статная, склонная к полноте, с красивым румяным лицом жена Жилина махнула на мужа рукой:

— Сиди уж, лакай своё вино, допьёшься, что и последний отряд от тебя уйдёт.

В начале сентября большинство партизан из отряда Жилина, видя беспробудное пьянство своего командира, его авантюризм, который стоил больших людских жертв, перешли к Вихреву. У Жилина остались лишь неустойчивые элементы, часть уголовников и богатые родственники Луши. Жилин, когда-то считавший себя коммунистом, целиком попал под влияние жены, властной и энергичной женщины из кулацкой семьи.

— Вояка, — скривила губы Луша и, отвернувшись от него, встретилась глазами со стоявшим молчаливо у порога Вихревым.

— Кто-то чужой зашёл, — зашептала она на ухо мужу и толкнула его под бок.

Жилин, опираясь кулаками о стол, грузно поднялся на ноги. В комнате стало тихо. Было слышно тяжёлое дыхание Жилина. Не спуская спокойных глаз с пьяного хозяина, Николай Петрович шагнул к столу.

— Я — Вихрев, приказываю сдать оружие! — произнёс он чётко.

Жилин медленно повернул голову к жене, как бы спрашивая её совета. Луша сделала какой-то знак своим приближённым, и те плотным кольцом окружили Вихрева и Болата.

— Ну! — вызывающе бросила Луша Николаю Петровичу. — Дальше что прикажешь? — уже насмешливо спросила она.

— Приказываю вам убираться вон! — Вихрев показал Луше на дверь.

— Эй?! Соколы, взять их! — тряхнув головой, точно пропела жена Жилина.

Болат, выхватив шашку, загородил своего командира, ординарец выхватил гранату.

— Именем революции приказываю сложить оружие! — сохраняя спокойствие, произнёс повелительно Вихрев.

В рядах приближённых Жилина наступило замешательство. Неожиданно с улицы раздался выстрел. Дзинькнуло оконное стекло. Затем послышался чей-то испуганный крик:

— Спасайтесь! Нас окружают!

В комнате началась свалка. По селу носились пьяные жилинцы, дробно стуча колёсами, пронеслась тачанка.

Жилин мгновенно протрезвел и, пользуясь общей суматохой, выскочил из дома, за ним выбежала Луша.

Вихрев прошёлся раза два по комнате и круто повернулся к Болату:

— Узнайте причину тревоги.

Через несколько минут тот вернулся вместе с сияющим Димой.

— Почему не у коней? — спросил его сурово Вихрев.

Переминаясь с ноги на ногу, Дима смущённо сказал:

— Как только вы ушли, мне стало одному скучно, и я пошёл к жилинскому штабу. Хотел войти в дом, но какой-то дядька погрозил мне кулаком и чуть не дал пинка. Я; забрался в палисадник и решил посмотреть, что делается в доме. Залез на тополь, что стоял у окна, и увидел, как жилинцы, окружив вас, стали угрожать. И я решил выстрелить в окно. Раз! Два! Слышу, поднялся крик. Я давай палить, пока все патроны не вышли.

— Так это ты наделал столько шума, — спросил, улыбаясь Николай Петрович. — Молодец! Но от коней в следующий раз без приказания не отлучайся. Положение ясное, — сказал он, обращаясь к Болату. — Отряд товарища Милявского ещё не прибыл. Подождём до утра. Завтра решим всё.

Около полуночи в село аллюром въехал отряд партизан Милявского и, заняв без выстрела опорные пункты жилинцев, стал ждать распоряжений Вихрева. В ту ночь. Жилин с Лушей, с небольшим числом своих приближённых скрылся. Утром состоялся митинг. Лучшая часть жилинцев влилась в состав отряда Милявского. Авантюра Жилина кончилась.

Дима выехал вместе с Вихревым и Болатом в район, где группировались партизанские отряды.

Дул холодный северный ветер. Начались дожди, порой по утрам они сменялись резким колючим снегом, забивая балки и низины шуршащей под ногами порошей. Степь стала сумрачной, неласковой. Стремительно неслись куда-то тёмные, тяжёлые облака. Гонимые ветром, катились по безжизненной равнине серые клубки перекати-поля. Порой они подпрыгивали и, зацепившись за голые кусты джузгуна, казалось, рвались на необъятный простор. Не слышно птиц. Лишь каркает где-то, точно жалуясь на непогоду, серая ворона; пробежит, прячась в побуревшей траве, пищуха и прошумит в почерневшей полыни ветер.

Мрачна осенняя ночь в степи. Моросит не переставая мелкий дождь. Порывы ветра бросают по сторонам трепетный огонёк костра, и нет от него тепла людям. Намокла одежда, закоченели пальцы, а огненные змейки, не согревая, обрываются в непроглядной тьме, унося с собой желанное тепло. Слышно, как где-то далеко за рекой воют волки, тревожно ржут кони и жалобно тявкает корсук. Сидевший у костра Вихрев снял с себя затвердевший от холода плащ и накинул его на Диму.