А во втором кармане был эбонитовый пенал, похожий на старинный солдатский медальон, только более крупный. Там находился порошок оранжевого цвета – при приводнении его следовало высыпать вокруг себя. Порошок не тонул и окрашивал воду в яркий цвет, хорошо заметный с воздуха. Летчики могли его легко увидеть. Только у американцев полно гидросамолетов «Каталина», могущих приводниться в море и подобрать тонущие или терпящие бедствие экипажи самолетов или судов. Они применялись англичанами и американцами с 1941 года для разведки, спасательных работ и постановки морских мин. Поставки этих самолетов в СССР по ленд-лизу начались позже.
Спасению летчиков все воюющие стороны – немцы, англичане, американцы – придавали большое значение. Отбор и обучение летчиков стоили казне очень дорого, за такие деньги можно было обучить батальон танкистов. В танкисты старались брать трактористов и механиков, поскольку у трактора и танка много общего – двигатель, трансмиссия, ходовая часть. А летчиков обучать долго, затратно, и опыт к ним приходит с налетом.
На первых порах, в самом начале войны, пилотов погибло много. Даже такая, казалось бы, мелочь, как цвет формы, могла сыграть роковую роль – снайперы, пулеметчики и истребители отстреливали в первую очередь летный состав.
Уступающие по техническим и боевым характеристикам немецким наши самолеты тоже сыграли роковую роль. СССР вступил в войну, имея на вооружении И-153 и И-16 в истребительных полках, фронтовые бомбардировщики СБ, тяжелые бомбардировщики ТБ-3 – все морально устаревшее. Была новая техника – ЛаГГИ, Яки, Пе-2, Ил-2, Ту-2, поступившие в полки весной 1941 года, но в малых количествах, которые летчики толком освоить не успели.
Промышленность, эвакуированная на Урал, в Поволжье, Сибирь путем титанических усилий и трудового героизма, стала выпускать больше военной техники – самолетов, танков, пушек. А профессионалов катастрофически не хватало, сказались сталинские предвоенные чистки в армии и на флоте.
Сталин спохватился. В приложении к знаменитому приказу «Ни шагу назад», вышедшему в 1942 году, самом тяжелом году для страны, вводились жесткие меры – заградительные отряды. Вводились штрафные роты для солдат и сержантов, а для офицеров – штрафные батальоны. Для летчиков были введены штрафные эскадрильи – штурмовые, бомбардировочные. Кстати, пальма первенства по введению в войска подобных боевых единиц принадлежала вовсе не Сталину, а Гитлеру, только у него были штрафные полки и даже штрафная дивизия.
Иван почувствовал, что начал замерзать. Промокшая одежда не грела, а забирала тепло и тянула вниз. Если бы не нагрудник, он уже бы пошел на дно. Долго удерживаться на воде в летном обмундировании – меховом комбинезоне и унтах – невозможно. Руки и ноги сильно мерзли, зубы стучали. Через десять минут конечности перестали подчиняться, как будто онемели, и сделались непослушными.
Иван с тоской посмотрел в небо – не хотелось умирать в двадцать с небольшим лет. Ладно бы еще от пули – мгновенно. Но вот так, мучительно, замерзая – и врагу не пожелаешь. Он попытался двигаться, заработал руками и ногами, но эти усилия лишь отняли последние силы. Сколько он еще продержится в ледяной воде? Пять минут, десять? Все равно торпедные катера так быстро не подойдут.
Иван решил не мучиться, и, пока еще руки как-то слушаются, лучше застрелиться. Может, это было малодушие – раньше в душе он сам осуждал таких. А теперь понимать стал. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Говорят, что те, кто замерзает в снегу, перед смертью чувствуют тепло и засыпают. Но попробуй уснуть в воде!
Непослушной рукой Иван дотянулся до кобуры, расстегнул клапан, но вдруг понял – пальцы не слушаются. Ну не может он пистолет вытащить! Он клял себя последними словами. «Слабак, даже застрелиться не можешь!»
По лицу, смешиваясь с солеными брызгами, потекли слезы. Развязать пояс, сбросить нагрудник и уйти на дно? Он посмотрел по сторонам: везде свинцовые волны – и никого. Хоть бы какой-нибудь корабль на горизонте!
И так Ивану стало жалко себя, что он заорал в голос:
– Ну ты, старуха костлявая с косой! Вот он я, приди и забери!
Но в ответ только плеск волн.
Перед глазами Ивана с быстротой киноленты пронеслись картинки прежней жизни – родители, университет, друзья. Не ценил он того, что было в его жизни, того, что имел. Полагал – так бывает всегда и у всех. А теперь никто и никогда не узнает, где и как он погиб, – даже могилы не будет. Почему-то этот факт показался ему особенно обидным.
Иван опустил голову: жить оставалось считаные мгновения, и надежды на спасение не было.
Вдруг в глубине морской воды показалась темная тень. Иван испугался. Акула, кит? Хотя какая, к черту, акула в ледяных северных водах?