Он приблизился к решетке и впервые взглянул на сиятельную дочь — нерешительно и коротко, словно боялся обидеть ее. Затем уставился куда-то в сторону и свистнул — негромко и мелодично. Девушка не успела опомниться, как в сумрачном воздухе захлопали крылья, и на ее плечо опустилась дивной красоты птица — та, что пела среди темных деревьев.
— Это ты сделал? — удивилась Серафима, разглядывая птицу. Перья щекотали шею и забирались в ухо, но это было скорее приятно, чем доставляло неудобство.
— Почеши ее под клювом, — посоветовал Даймон, держась за решетку. Стальной прут рассекал его лицо на две половины.
С опаской глядя на птицу, сидевшую на плече, Серафима провела ноготком по розоватому пушистому зобу. И в ответ раздалось громкое пение, нарушающее покой святой долины. Серафима от неожиданности вздрогнула, затем с удовольствием засмеялась. Она наблюдала, как вздувается грудь птицы, как раскрывается клюв, из которого льется песня. Даймон тоже улыбался, но только смотрел не на птицу, а на девушку. Он любовался ее ликом и был счастлив, что сумел хотя бы на время изгнать грусть из сердца девушки.
Пение продолжалось недолго. Наголосившись вдоволь, птица вспорхнула с плеча Серафимы и исчезла в вечернем воздухе. Девушка проводила ее с улыбкой.
— Как я могу помочь тебе, Даймон?
— Наверное, никак.
— Я обладаю некоторой властью. Небольшой, правда, но ее хватит, чтобы ходатайствовать перед судом.
— Это все бессмысленно.
— Почему?
— Мир людей скоро обрушится.
Словно невидимый поток воздуха оттолкнул Серафиму от решетки.
— Откуда тебе известно об этом? — настороженно спросила она.
Юноша пожал плечами. Легко и непринужденно, будто подросток.
— Какая разница! — ответил он. — Беда в том, что это случится непременно.
— И все же — откуда? — повторила Серафима, испытывая после слов юноши неприятный озноб.
— Я видел звездолеты, заполонившие небо. Я видел армии, покрывавшие бесконечную равнину. Я слышал неистовую речь Натаса. Орков невероятно много, они сильны и коварны. Людям не удержать границу.
— Быть может, это был сон?
— Мне бы очень хотелось, чтобы это был сон. Но, к сожалению, это была кошмарная явь.
— Хорошо. Даже если ты видел бессчетные армии, то у нас есть кому им противостоять. Человеческий флот могуч. Он сдержит любой натиск орков.
— Я ничего не знаю о флоте. Я знаю, что мир людей падет. И сказало мне об этом дерево на заброшенной станции. Дерево, которое видит будущее.
— Иггдрасиль? Вселенское древо?
Безумие юноши внезапно сделалось для нее ясным и очевидным. И она вдруг поняла, что он все-таки дикарь и, вероятнее всего, убийца, пусть даже такой притягательный. Ей захотелось немедленно уйти — подальше от него и страшных слов.
Но она осталась. Покойная мать наставляла в любых обстоятельствах быть терпеливой и вежливой. «Даже когда твой воздушный катер объят пламенем и стремительно мчится к земле, — говорила она, — даже тогда нужно быть вежливой с соседом по креслу». И Серафима предприняла еще одну попытку, чтобы поговорить с опасным пленником.
— Что еще тебе поведала Иггдрасиль? — спросила девушка, ощущая себя доктором в клинике для душевнобольных.
— Что бог Десигнатор мертв.
Ее пронзило, словно электрическим разрядом.
Юноша не гадал, не предполагал. Он говорил убежденно, словно собственными глазами видел ихор, тайно хранимый от всех…
— Бог покинул людей, а потому у нас нет защиты перед чернью. Иггдрасиль сказала, что в этой войне людям не суждено победить. И род человеческий окажется на грани гибели.
Она больше не могла здесь оставаться. Доктор из нее не получился.
— Извини… Даймон. Я вспомнила, что должна немедленно идти. Мне нужно…
— Подожди… — взмолился он. — Послушай! Со мной был меч по имени Могильщик. Его забрали паладины, но, мне кажется, он им не нужен. Ты можешь найти мой меч? И сохранить его у себя до времени.
— Не могу этого обещать.
Сухо попрощавшись, она ушла. Незамеченной вернулась в свои покои и долго не могла уснуть. На этот раз она думала не об ихоре и, к своему стыду, не о судьбах человеческих.
Из головы не выходило неправильное лицо безумного юноши.
Майкл Траян спешил к причалу. Он двигался по коридору широким шагом, периодически поглядывая в иллюминаторы на свой служебный шаттл. Странно, что еще не подошло боевое охранение. Согласно последнему предписанию, исходящему от администрации президента, запрещалось передвижение высших должностных лиц Союза без охраны. Но сопровождение отсутствовало, и подобная задержка уменьшала полуторачасовую паузу в бессменной рабочей неделе, которую он взял, чтобы появиться на десятилетии сына. Он рассчитывал повидать Максима, вручить ему подарок — управляемую модель боевого звездолета, съесть кусочек торта, выпить по бокалу шампанского с женой и переброситься с ней парой слов ни о чем. Или просто послушать ее голос, любую болтовню об учениках или гербариях.