Наиболее убедительной контратакой Блумберга в этом многоэтапном процессе, длившемся с 1924 по 1927 год, был намек на феминистский заговор, якобы стоявший за судебным преследованием. Казалось, сам гендерный состав свидетелей Оливии Блумберг, призванных подтвердить, что она всегда «работала на благо семьи», доказывал его правоту и вместе с тем обнаруживал, что на кону не просто честь одной женщины, но права всех женщин в Швеции настоящего и будущего. Эта теория, по мнению Блумберга, по крайней мере объясняла сходство между некоторыми свидетелями Оливии и возбужденными женщинами, которых он встретил у дверей собственного дома в день, когда обнаружил, что кто-то изрезал хранившуюся на чердаке зимнюю одежду.
Вот такое змеиное гнездо предстало перед судом в Виммербю в сентябре 1926 года, и Блумберг был практически уверен в скорой развязке. После двух лет раздельного проживания суд разведет их, разрешив финансовые разногласия, и измученные супруги покинут ратушу уже бывшими мужем и женой. Весной Блумберг занимался сбором необходимых документов, среди прочего – от священника. Весенние хлопоты были связаны с беременностью Астрид, о которой в городе теперь знала каждая собака. Если наружу выплывет информация о том, от кого этот ребенок, Оливия получит изобличающие супруга доказательства, что, в худшем случае, может привести к коллапсу финансовой империи Блумберга и помешает его планам в третий раз вступить в брак.
И вот 2 сентября 1926 года, когда суд собрался на заседание в ратуше Виммербю, произошло то, чего Райнхольд Блумберг, быть может, боялся, но никак не ожидал. Слушание перенесли из-за наличия новой важной информации, поступившей к Оливии Блумберг и ее брату-адвокату. Эта информация требовала дополнительного и основательного изучения. Блумберг догадывался, к чему все идет, и опротестовал перенос слушания, однако суд встал на сторону Оливии, и следующее заседание назначили на 28 октября. То есть за пять недель до предполагаемого срока разрешения Астрид.
Через два месяца заседание состоялось, и для Блумберга дело приняло наихудший оборот. Изыскания фру Оливии увенчались успехом, и она официально обвинила мужа в «блуде», то есть супружеской измене. Но поскольку решительных доказательств все еще не хватало, они с братом попросили о дополнительной отсрочке. Блумберг мог протестовать сколько душе угодно – суд снова удовлетворил просьбу Оливии. Не осталось никаких шансов на завершение процесса до рождения ребенка Райнхольда и Астрид в начале декабря 1926 года.
С этого момента Астрид Эриксон – заочно, анонимно и без риска, что ее вызовут свидетелем, поскольку была несовершеннолетней, – играла главную роль в бракоразводном процессе, который журналист Йенс Фельке в газете «Дагенс нюхетер» от 5 декабря 2007 года назвал «смертельными брачными играми, где все участники обречены на проигрыш».
Так ли это? После развода Райнхольд Блумберг по-прежнему жил в Виммербю, остался главным редактором и обеспеченным предпринимателем, в 1928 году женился в третий раз, стал отцом еще четверых детей и написал книжицу о своей родословной, зияющую отсутствием Оливии, Астрид и Лассе на ветвях фамильного древа. Иск Оливии Фрёлунд, ранее – Блумберг, удовлетворили, она получила компенсацию, хоть и символическую. А Астрид Эриксон? В декабре 1926-го она, избежав брака с Блумбергом, родила ребенка «по сговору».
«Сговор» – старинное слово, обозначающее помолвку. В соответствии со шведским законодательством 1920-х, ребенок, рожденный вне брака, но после обручения, которое могло состояться как до, так и после зачатия, получал те же права, что и ребенок, рожденный в браке. Если один из родителей разрывал помолвку, тайную или объявленную, ребенок сохранял право наследовать отцу и носить его фамилию.
Когда Райнхольд и Астрид обручились, мы точно не знаем, но в письме Блумбергу на Пасху 1928 года она намекает на события двухгодичной давности, то есть это могло произойти на Пасху 1926 года. Помолвка – разумеется, тайная – была очень важна для Астрид Эриксон, поскольку защищала ее внебрачного ребенка, что бы в дальнейшем ни произошло между нею и Райнхольдом. Кто рассказал будущей матери о такой возможности, неизвестно. Нельзя исключить, что Ханна и Самуэль Август слышали об этом шведском законе, хотя случившееся с дочерью переживали тяжело. Вот что Астрид Линдгрен поведала Стине Дабровски в 1993 году: