Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь

Ошарашить верных поклонников необычной книгой – вполне в духе Астрид Линдгрен. И наплевать, если тем самым она провоцирует критиков из тех, что любят диктовать, какой должна быть детская литература. Линдгрен не отличалась политической корректностью, и еще до того, как спор о роли фантазии в скандинавской детской литературе разгорелся всерьез, она обозначила свою позицию по этому вопросу. В эссе, напечатанном в журнале «Барн & Культур» в 1970 году, Астрид Линдгрен посмеялась над соцреалистическим стилем книг Свена Вернстрёма и ему подобных, намекая, что тоже могла бы состряпать общественно ориентированную детскую книгу, если уж на то пошло:

«Возьмите одну разведенную мать, желательно мать слесаря, но физик-ядерщик тоже подойдет, – главное, чтобы она не „шила“ и не „была милой“, смешайте мать слесаря и две части отработанной воды, две части загрязнения воздуха, пару ложек нужды и некоторое количество родительского угнетения и учительского террора, аккуратно выложите слоями с парой горстей расовых противоречий и парой горстей половой дискриминации, добавьте немного Вьетнама, как следует посыпьте половыми актами и наркотиками, и вы получите отличный соус, который заставил бы содрогнуться Сакариаса Топелиуса[52], если бы он его попробовал. <…> Ни один нормальный человек не поверит, что хорошую детскую книгу можно написать по рецепту».

А именно этим и занимались многие молодые детские писатели Скандинавии, вдохновляемые ровесниками-литературоведами из университетов, где теперь изучалась детская и юношеская литература. Не был исключением и Копенгагенский университет, где в начале семидесятых бичевали «старых» детских писателей, «упорно продолжающих писать о личных проблемах отдельного индивида». Именно такая формулировка содержалась в одном из самых модных в эти годы в Скандинавии литературоведческих трудов «Дети. Литература. Общество». Его авторами были «левые» энтузиасты Пиль Далеруп, Сёрен Винтерберг и Уве Крайсберг. В противоположность Астрид Линдгрен, они не остерегались давать определение тому, какой должна быть детская книга 1972 года выпуска:

«Хорошая детская книга – это такая книга, где автор ставит вопросы, исходя из ситуации, в которой находятся дети, и дает ответы в социалистическом духе».

Эмиль и «Икеа»

В 1971 году по другую сторону Эресунна на творчество Астрид Линдгрен накинулись три шведских историка литературы – Ева Адольфсон, Ульф Эриксон и Биргитта Хольм. В журнале «Орд & Бильд» «Эмиля из Лённеберги» заклеймили как будущего «агрокапиталиста», а книги о Пеппи, детях из Бюллербю, Крошке Нильсе Карлсоне, Мио, Мадикен, Малыше и Карлсоне объявили чередой нарушенных зароков «освободить наше общество от идеологии достижений».

Марксисты из «Орд & Бильд» заклеймили неуправляемого, непредсказуемого мальчишку из феодального Смоланда как капиталиста как раз в то самое время, когда некий Ингвар Кампрад из южного Смоланда начал экспортировать мебель из ДСП. В противоположность сотням тысяч скандинавов – детей и взрослых, – которые любили Астрид Линдгрен (и мебель смоландского производителя), три этих исследователя были не способны радоваться превращению Швеции в общество благосостояния, то есть тому новому, что Астрид уловила в книге об Эмиле:

«Оказываясь „лучше“ своего отца, Эмиль предвещает нам новое время. Своей авторитарностью и скаредностью консервативного сельского бедняка отец Эмиля воплощает патриархальный строй и прежнюю экономическую систему, утратившие актуальность. Благодаря экспансивности и экономическим талантам Эмиля картина меняется. Свежие ветра растущего аграрного капитализма дуют в сторону нового, еще более вероломного угнетательского общественного строя».