— Мицуко, что означает «дитя воды», — произнесла она. — Так японцы называют детей, которым не удалось родиться, не удалось перейти из мира воды в земной мир. — Она обвела руками ряды каменных фигурок в алых шапочках. — А вон там — их покровитель. — Она указала на большую статую, изображавшую мужчину с посохом в одной руке и младенцем в другой. — Дзидзо, буддийское божество, покровитель неродившихся младенцев. — Она смущенно улыбнулась. — Простите, вы наверняка все это и без меня знаете. Просто эти поверья берут за душу. Все эти детишки… так печально. А родители? Понимаете, их ведь уже ничем не утешишь, никто им не поможет, даже этот Дзидзо-покровитель. Согласно поверью, дети воды играют на берегу реки, которая разделяет наш земной мир и тот, потусторонний. Они строят на берегу башенки из гальки, снова и снова, в этом состоит их наказание. Так они проводят вечность, да еще и под охраной чудовища. А ко всему прочему — вина, двойная вина. Ребенок причинил родителям огромное горе тем, что не появился на свет. А родители обрекли ребенка на вечное наказание — тем, что не дали ему родиться. Двойная вина, да. — Женщина потупила взгляд и принялась пинать гравий носком ботинка. — Простите! — промолвила она и убрала камеру в чехол. Кивнула мне на прощание и ушла. Ее прочные походные ботинки громко топали по дорожке. Я осталась и, сунув руки в карманы, долго смотрела на ряды каменных мицуко. Игрушечные вертушки из мишуры слабо посвистывали и шуршали на ветру. Время от времени где-то каркала ворона.
Накануне моего отъезда мы с отцом субботним утром поехали поездом в Никко. Он заказал ночлег в традиционной японской гостинице. Мы сошли с поезда в маленьком городке, сдали сумки в камеру хранения и направились на гору, где находился знаменитый храм. Туда уже устремилась толпа туристов и паломников, и мы слились с общим потоком, поскольку особого любопытства не испытывали и осматривать храмовый комплекс подробно не собирались. Погода была ясная, сухая, неярко светило солнце, воздух прогрелся, мы сняли куртки. Я поднималась вслед за отцом по крутым каменным ступеням, глядя ему в спину. Подъем давался отцу нелегко — он шел медленно, вскоре запыхался и то и дело останавливался передохнуть, но старательно делал вид, будто ничуть не утомился. И внезапно я посмотрела на него другими глазами, увидела его со стороны, как видят его посторонние: стареющий мужчина под шестьдесят, располневший, лысеющий. Ухоженный, хорошо одетый, замкнутый и вежливый. Похожа ли я на отца? Усилится ли наше семейное сходство с возрастом, когда я постарею? В детстве мне хотелось быть похожей на маму — такую красивую, изящную, блистательную. Но вокруг все говорили, что я копия отца. И теперь я вдруг поняла, что сходство с ним меня радует и утешает. Приятно было осознать, что этот мужчина — мой отец, а я — его дочь.
До гостиницы мы добрались уже во второй половине дня. Поначалу нам там совсем не понравилось. Да, обстановка соответствовала рекламным фотографиям, и все же что-то было не так. Рекламная брошюра сулила подлинный японский дух, но мы-то по ошибке ожидали очарования, а очарования не обнаружили или не ощутили. Гостиница показалась нам слишком помпезной и просторной, а атмосфера напоминала скорее о месте для деловых конференций. Но потом мы притерпелись, и нам даже стало нравиться в этом заведении. Сам номер оказался крошечным, простым — никаких интерьерных украшений и излишеств, — зато окна выходили на прелестный тихий сад с огромными деревьями. Мы расположились, распаковали вещи, переоделись в предложенные домашние халаты-юката. Перед ужином у нас была заказана традиционная японская баня. Поскольку я понятия не имела, какие в Японии банные традиции, то обрадовалась, обнаружив, что в женском отделении я одна. Разделась, вымылась, затем забралась в бассейн-фуро и села на подводную скамеечку, тянувшуюся по контуру всего бассейна. Ноги вытянула перед собой и смотрела, как они колышутся под водой — горячей, темной. От воды сильно пахло серой. Одна в просторной комнате, расслабленная горячей водой, парящая почти в невесомости, я вновь почувствовала, что меня уносит из реального мира в какую-то пограничную область между жизнью и смертью.
Потом мы с отцом встретились в маленькой столовой, которую нам отвели, и бок о бок сидели на коленях за низким столиком. Официантка приносила все новые блюда, проскальзывая сквозь занавесь на дверях. Мы немного поговорили с отцом о его работе, и он впервые завел речь о выходе на пенсию. Он подумывал о том, чтобы выйти на пенсию досрочно, если предложат. Потом отец вдруг посмотрел мне в лицо и спросил:
— А ты давно общалась с мамой?
Повисла неловкая пауза, затем я ответила:
— Да.
К моему удивлению, вид у него сделался огорченный.