Астийский эдельвейс

— Живо-о-ой! — горячие руки Марины обвились вокруг шеи, мокрое от слез лицо прижалось к щеке. — Живой, господи! — повторяла она, не переставая всхлипывать. — А я уж и не чаяла…

— Постой, Маринка, подожди! Видишь, я весь в тине.

— Тонул? — она еще крепче прижалась к нему. — Тонул! Так я и знала. Сердцем чуяла, забредешь в это проклятое болото. Места себе не находила.

Он попытался освободиться от ее рук:

— Ну уж и тонул! Поплутал немного, провалился раз… — он видел блестевшие во тьме глаза Марины, чувствовал ее прерывистое дыхание, тепло ее рук и губ и… ни на секунду не мог отвлечься от мысли о той, которая, конечно же, имела какое-то отношение к событиям этой ночи и, может быть, была даже где-то здесь рядом, совсем неподалеку от кордона…

А на следующее утро он прежде всего зашел к Степану. Против всякого ожидания, тот встретил его приветливо, терпеливо выслушал сбивчивые объяснения Максима, почему-то грустно улыбнулся:

— Да, было дело, наслушался я бабьих сказок, пошел клад искать. Много с тех пор воды утекло, а до сих пор совестно людям в глаза смотреть. Тут тебе, поди, наговорили, невесть что я нашел. А всего и попалось — небольшой камешек. Стоящий был, видно, раньше камень, да пожар его подпортил. Снаружи вроде бы и ничего, а внутри, как есть, одни трещины. Приёмщик в ювелирторге, как увидел его, больно хвалил, потом глянул в стеклышко, чуть стукнул молоточком — он и вдребезги. Вот и весь клад Малея, — Степан тяжело вздохнул и полез в карман за кисетом. — А крестик — нет, не попадался. Хотя знаю точно: был он, крестик — мой тесть сам его видел.

Прямо от Степана Максим еще до школы забежал на базу к геологам. Надо было обязательно рассказать о камне Петру Андреевичу. Едва ли это был обыкновенный самоцвет. Да и само пепелище, которое оказалось так близко от кордона, не могло не заинтересовать Крайнова. Однако на базе его не было. В конторе сидели два техника и молча курили, не глядя друг на друга. Максим поздоровался:

— А Петр Андреевич… Не знаете, где он?

— Улетел Петр Андреевич.

— Надолго?

— Может, и навсегда.

— Как навсегда? Что случилось?

Ребята ответили не сразу.

— Плохи дела у Петра Андреевича, — сказал наконец один из них. — Ты ведь знаешь, он сильно болел. А вчера вечером… В общем, увезли его в город, сделают, наверное, операцию. А при такой болезни операция, сам знаешь…

— Как же это, так сразу? — ‘Максим присел на краешек стула, не зная, что еще сказать, не в силах уйти. Только сейчас он понял, как дорог ему этот человек.

Несколько минут прошло в молчании.

— А ты опять что-нибудь откопал? — спросил техник.

— Нет, я хотел только спросить, есть ли такой камень» у которого цвет меняется от дня к вечеру.

— Есть такой камень — александрит, — сказал техник. Сказал, как отрезал. Да Максим и сам уж понял, как не ко времени был его вопрос. Он встал и пошел к двери.

— Постой! Вроде Петр Андреевич тебе какое-то письмо оставил.

— Письмо?

— Да, — техник порылся на столе. — Вот возьми.

— Спасибо. — Максим поспешно разорвал конверт. В нем оказался еще один пакет, на котором вместо адреса значилось:

«Максим! Может статься, мы больше не увидимся. Но если ты не забудешь мой совет, не потеряешь интереса к тому делу, о котором мы говорили, то вскрой этот пакет. Однако не раньше, чем закончишь институт и лишь в том случае, если займешься этим делом. Иначе просто сожги его.

Крайнов.»

Максим вышел на улицу. Там валил густой, мокрый снег Он сунул письмо в карман:

— Нет, Петр Андреевич, я не забуду вашего совета. И даю самое торжественное слово — разгадаю тайну обрывов!

7

Он стоял, точно вонзясь в небо, этот останец кварцита, поднявшийся на высоту двадцатиэтажного дома. Все в Отрадном называли его Зуб Шайтана. И действительно, скала напоминала клык зверя. Узкая, гладкая, с белой, как снег, поверхностью и острой верхушкой, чуть запрокинутой на север, она будто вспарывала заросли кедровника, сплошь покрывшие сопку над Студеной. Гора считалась неприступной. И может быть, именно поэтому Максим решил подняться на скалу. Очень уж хотелось осадить бахвалистого Димку и показать Марине, что и он, Максим, кое на что способен.

А все началось с пустяка. На первое мая они всем классом отправились в лес, на сопку, забрели чуть не к самой вершине, бегали там за бурундуками, пугали белок, потом расселись на кучах сухого валежника, на пригреве, и, как это не раз бывало, заговорили о Зубе Шайтана.

Кто-то из ребят прослышал от стариков, будто лет пятнадцать назад гостил в Отрадном городской парень. Был он спортсмен, альпинист и решил покорить никому не дававшуюся скалу. Смельчак забрался на самую вершину Зуба, хотел даже пристроить там какой-то знак, но вдруг увидел такое, что чуть не умер от страха. Спустился вниз — а голова седая. И слова больше от него никто не слышал. Так и уехал обратно в город.

Рассказчику верили и не верили, больше сходились на том, что все это сплошная брехня. А Марина сказала:

— А все-таки, бывают же настоящие ребята! Не то, что у нас тут…