Астийский эдельвейс

Я пошла бы на всё. Но многое зависело от тебя. Я собиралась рассказать тебе всё. И всё было бы так, как захотел ты. Но в тот первый день я не хотела омрачать твою радость. А потом… Потом это кошмарное несчастье. Я думала, не перенесу такого удара. Нет, это не громкие слова. Я не суеверна. Но два таких страшных совпадения… Помнишь наш разговор в читальном зале? Как я была счастлива тогда услышать твое первое полупризнание. И в тот же день ты узнал о смерти отца. Потом наша встреча в Ленинграде. И снова несчастье — с твоим сыном. И я… Может быть, это было глупо. Но я дала себе слово больше не видеть тебя.

Оборвать все. Оборвать навсегда. И я уехала к этому человеку. Счастлива ли была я в эти последние годы? Смешно задавать такой вопрос. Но без этого человека я вообще не смогла бы жить. Вскоре умер мой отец, а через два месяца мы похоронили дочку. Да, Максим, я не смогла её спасти…

Сынишка же родился мёртвым. Мне нельзя было, оказывается, иметь детей. Я и сама безнадежно больна. Дни мои сочтены, Максим… Но я говорю, кажется, совсем не то, что нужно. Я хотела только, чтобы ты понял, почему я спряталась от тебя. Ведь знала, ты будешь искать меня, знала, что оставляю тебя в кошмарном состоянии. А уехала к другому… — она закрыла глаза рукой и судорожно вздохнула, стараясь унять душившие ее рыдания. Кое-как ей удалось это, она снова заговорила, но так тихо, что Максим еле улавливал ее прерывистый шепот:

— Вспоминала ли я тебя все это время? Да, часто, очень часто. Ты поцеловал меня один лишь раз. И это был вообще единственный ПОЦЕЛУЙ в моей жизни. Но если бы ты разыскал меня снова, я бы сказала: нет! Нет, Максим, поздно. Жизнь идет по каким-то своим сложным и непонятным законам, и ломать их нельзя. В жизни далеко не все можно исправить, даже если представляется для этого возможность. Поэтому — не разыскивай больше меня, не пытайся встретиться с бедной Ларой. Как бы я этого ни хотела. Сколько бы этого ни ждала. Пойми меня! Ты видишь, я скова одна, совсем одна. И снова плачу. Смотрю на тебя и плачу. И буду плакать еще не раз. Так же горько, так же безутешно. И все-таки, прощай, прощай навсегда! И не сердись на меня, если сможешь…

— Лара, что ты говоришь! Ведь я сам… — он осторожно взял в руки ее худые, вздрагивающие пальцы…

И всё исчезло.

Холодный свет матового светильника залил огромный зал, мягко разомкнулись захваты на руках и ногах, легко соскользнул с головы подхваченный длинным рычажком блестящий обруч, кресло само ушло под пол.

Максим поднялся на лифте вверх и долго стоял перед экраном связи, не в силах нажать на кнопку вызова Мионы.

Наконец рука его легла на знакомую клавишу. Миона подошла к самому экрану:

— Не будем сегодня встречаться, Максим. У меня очень много работы. Да и тебе стоит побыть одному. Доброй ночи, милый.

— Доброй ночи, Ми.

Экран погас. Максим вышел на свежий воздух и, не разбирая дороги, прямо через лес, пошел вниз, к морю…

17.

В этот день он оказался здесь случайно, решил сократить дорогу к морю и, лишь увидев сидящую в задумчивости Этану, понял, что попал на аллейку с засохшим камилло.

Следовало свернуть, конечно, в сторону. Однако Этана уже заметила его:

— Рада вас видеть, Максим. Садитесь, прошу вас.

Пришлось подойти ближе. Однако не успел он сделать и шагу, как земля под ногами качнулась. Он вопросительно взглянул на Этану.

— Это челночный рудовоз. С Луны или с Марса. Они всегда так причаливают. Да вы садитесь, садитесь!

Максим направился к скамье. Но вдруг взглянул случайно на гигантское дерево, высившееся над инопланетянкой, и вмиг застыл от ужаса. Нет, тот отвратительный треск, который словно вспорол ему мозг, он услышал позже, много позже. Сначала он увидел лишь, как громадный ствол почему-то накренился и, приняв совершенно неестественное положение, начал падать на них с Этаной. Только после этого в сознание ворвался треск, и он понял, что видит смерть.

— Этана! — закричал Максим.

Но она не поняла его. Да если б и поняла! Бесчисленные автоматы давно отучили ее от мгновенной реакции на опасность. Мозг же Максима работал, как высокочастотный генератор. Дерево шло так, что Этану накрывал ствол, а его самого — густой шатер сучьев. Он мог ещё отскочить в сторону, чтобы уйти от центральной части кроны. Для Этаны это было исключено. Он мог успеть подбежать к ней, стащить ее со скамьи. Но тогда оба оказались бы под стволом— времени на то, чтобы выскользнуть из-под него, не оставалось. Он мог наконец сильно толкнуть Этану вперёд. В этом был шанс на спасение. Один из тысячи! Но все же шанс.

И Максим, не раздумывая ни секунды, в стремительном прыжке, оттолкнувшись всей силой своих ног и распластавшись над землей, как делают иногда волейболисты, беря трудный мяч, бросился вперед и обеими руками, вытянув их как можно дальше, — толкнул Этану вперед.