Астийский эдельвейс

Риека права. Граждане Агно должны вернуть себе настоящее человеческое счастье. Только цветочки здесь не помогут. Честно говоря, будь это несколько месяцев назад, я бы только посмеялась над вашими рассуждениями относительно помощи высокоразвитой цивилизации со стороны цивилизации примитивной. А сейчас… Сейчас я могу прямо вам сказать, что только вы, ваша цивилизация смогли бы сыграть роль астийского эдельвейса для цивилизации Агно. Нет, мы еще далеки от того вопля отчаяния, какой недавно пришел из космоса. И все-таки… Все-таки только теперь мне стало ясно, как важно, чтобы Ао Тэо Ларра во что бы то ни стало возвратился в Систему. Галактические и внегалактические корабли Агно летят в космос лишь с одной целью — за знаниями. И ничто не пользуется в Системе таким вниманием как знания, привезенные из других миров. Знания же, добытые Ао Тэо Ларра, будут особенно ценными и полезными.

Система должна знать о цивилизации Земли и о тех пороках, какие несет чрезмерное увлечение культом разума. Новый АСТИЙСКИЙ ЭДЕЛЬВЕЙС — вот что привезет АоТэо Ларра цивилизации Агно. Ну, а цветочки, вроде ингрезио… Наивная Риека! Я ведь провела среди них всю жизнь, Максим.

Но лишь знакомство с вами, общение с вами здесь, на корабле, позволили мне почувствовать себя живым человеком, живой женщиной… — Она протянула к нему руки, и Максим почувствовал, как дрогнули у него в ладонях тонкие пальцы инопланетянки…

16.

Эта мысль возникла сразу, без всякой ассоциации с другими, и обожгла как огнем. Максим вдруг понял, что вся его работа в информатории, все знания, какие он здесь получит, будут сплошной бессмыслицей, если он не передаст их людям. И он должен вернуться к ним, помочь им приобретенными знаниями. Это его долг, его святая обязанность.

Но как же Миона? Что будет с их любовью, их счастьем?

И словно в ответ на это в домике, где он, собравшись заняться дневником, с утра не находил себе места, раздался сигнал ближней связи. Миона стояла у самого экрана, с нежной тревогой вглядываясь в глаза Максима:

— Мне хочется видеть тебя, милый.

— Сейчас я иду к тебе.

— Нет, я знаю, ты работаешь. Я сама приду.

Экран погас. Максим захлопнул дневник и зажал лицо руками, чтобы не застонать от нестерпимой душевной боли.

Как любима, как бесконечно дорога была ему эта необыкновенная женщина. Уже больше полгода прошло с тех пор, как они стали близки, но каждый час, каждая минута, проведенная с ней, были полны совершенно особого, непередаваемого захватывающего очарования. Не было случая, чтобы, расставаясь с ней хотя бы ненадолго, он не испытывал боли разлуки, и не было мгновенья, чтобы он не хотел видеть ее вновь и вновь.

Став мужем и женой, они по-прежнему жили каждый в своем домике, лишь время от времени встречаясь где-нибудь в укромном уголке или навещая друг друга на правах гостя.

Так было принято в системе Агно, и Максим не видел нужды менять эту в общем-то неплохую традицию, тем более, что встречи после долгих часов разлуки приносили особенно большую радость.

Так было и сегодня. Не успел погаснуть экран, как все в Максиме так и рванулось навстречу Мионе. Рванулось и сникло под наплывом лютой боли…

Она вошла неслышно, как всегда, остановилась сзади кресла, обвила его шею тонкими прохладными руками, прижалась лицом к щеке. Он обнял ее за талию, хотел усадить к себе на колени. Но она мягко высвободилась и, придвинув любимую скамеечку, уселась неподалеку от кресла:

— Ты работай, работай! А я посижу рядышком, смирненько, как тики, — она спрятала голову ему под руку и замерла, будто перестав дышать.

Он нагнулся к ней, зарылся лицом в ее мягкие пахучие волосы. Время для них остановилось. Наконец она отыскала его руку, тихо шепнула:

— Почему ты не работаешь?

— А ты смогла бы сейчас работать?

Она молча покачала головой, постаралась улыбнуться. Но от Максима не скрылось, что в глазах ее пряталось смятенье. Он легонько приподнял ее за подбородок:

— Что-то случилось, Ми?

— Нет, но я до сих пор не ответила тебе на один вопрос.

Помнишь, ты как-то спросил, смогу ли я жить на Земле?

— Да.

— Так вот, я много думала об этом. И пришла к выводу, что я, наверное, смогла бы жить на Земле. Без большого комфорта, конечно, ни на минуту не расставаясь с биофильтрами, но смогла бы, если бы… Если бы я была одна с тобой… — она вдруг замолчала, порывисто прижалась к нему лицом.

Он молча ждал, боясь поверить своей догадке.

— Но я не буду больше одна, Максим, — послышался наконец ее приглушенный шепот. — У меня будет малышка… Сын… Наш сын, Максим.

— Любимая моя!.. — только и смог вымолвить Максим, покрывая поцелуями ее лицо. Но Миона снова мягко отстранилась от него:

— И вот он, наш сынулька, не сможет жить на Земле, — закончила она с глубокой грустью.

Этим было сказано всё. Это был последний приговор.

Мозг отказывался в него верить. Именно сейчас, узнав эту счастливейшую новость, Максим меньше всего мог представить, что им грозит разлука. Но в глазах Мионы была бесконечная печаль:

— Мы с ним должны остаться на корабле, Максим. А корабль… Корабль улетает, — закончила она прерывающимся голосом.

— Как?! Улетает совсем?