Астийский эдельвейс

— Я могла бы сказать, что даже не знала о его болезни. Ведь вы с вашим элементом связи были в то время в Ленинграде. Но я не использую этой лазейки. Да, я знала о болезни вашего сына и могла бы его спасти. Но не сделала этого сознательно. Нет, не потому, что тогда мы не имели бы морального права взять вас на корабль. А потому, что он не унаследовал ни одной вашей черты. Зато черты матери были доведены у него до крайности. Вы даже не представляете, сколько горя принес бы он вам, став взрослым человеком.

Максим встал:

— Простите, Этана, я… Я вынужден покинуть вас.

Она пожала плечами:

— Очень жаль, что мы не смогли понять друг друга…

15.

Прошло два месяца. Для Максима они пролетели как одно мгновенье. Каждый день, с утра до вечера, забывая о времени, не выходил он из информатория, все глубже и глубже вникая в тайны строения вещества. Однако им не было конца. Всякий решенный вопрос рождал лавину новых. На место любой разобранной проблемы вставал десяток других. А надо было еще связать все это в единую систему, осмыслить в свете привычных земных представлений, занести для памяти в дневник.

Дня не хватало. Случалось, он до глубокой ночи не выключал экрана, даже обедал перед ним. А когда в информаторий вкатывали роботы, производившие с наступлением темноты профилактический осмотр корабля, он, не обращая на них внимания, торопился тут же на месте сделать краткие записи в дневнике. Тогда к нему приезжала Миона, мягко, но решительно поднимала от бумаг и, несмотря ни на какие возражения, увозила с собой.

Они вместе ехали в ее домик или забирались в какойнибудь укромный уголок, ужинали там на открытом воздухе, потом бродили по бесконечным тропинкам, молча, тесно прижавшись друг к другу, или купались при свете Церо в черной с красными бликами воде озера, потом садились в гондолу и медленно, будто паря в воздухе, плыли над спящим островом. В такие минуты Максим забывал обо всём. Мысли его были заняты лишь Мионой. Любовь к ней завладела всем его существом, казалась всесильной, нескончаемой, как вечность.

С Этаной он больше не встречался. Она не приглашала его к себе. Лишь изредка удавалось видеть инопланетянку на площади, у Дворца командиров, где она сидела, неподвижная, как изваяние, видимо, вконец окаменевшая от уединения с автоматами и не замечавшая не только его.

Максима, но и всего окружающего, что жило и радовалось жизни под аквамариновым небом. Да и была ли у нее душа?! Душа женщины, которая могла бы любить, радоваться, страдать? Последний разговор с Этаной после выхода в космос заставил Максима серьезно усомниться в этом. Но тем удивительнее было то, свидетелем чего он оказался сегодня.

Он увидел ее случайно, рано утром, поднимаясь по дорожке от моря, и вначале принял за Миону. Но скоро понял, что ошибся. Этана шла со стороны Дворца командиров по направлению к беседке под обрывом, однако, не доходя до поворота, за которым стоял Максим, свернула к.

Дворцу астронавтов и скрылась за его колоннами. Это заинтересовало Максима. Зачем понадобилось ей одной идти в это пустое гигантское здание, предназначенное исключительно для массовых празднеств?

Движимый любопытством, он также свернул к Дворцу и встал за обступившими его деревьями. Этана не заставила себя долго ждать. Не прошло и десяти минут, как она снова показалась в портале Дворца с большой охапкой… астийских эдельвейсов.

Этана и астийские эдельвейсы! Можно ли было представить что-нибудь более несовместимое? Теперь Максим не спускал с нее глаз. Этана сошла по ступеням Дворца и медленно, не оглядываясь, направилась по тропинке вниз по склону. Максим незаметно последовал за ней. Она шла, глубоко задумавшись, время от времени склоняя лицо к роскошному букету и, видимо, не спешила, хотя шла куда-то, безусловно, с определенной целью.

Наконец она свернула в узкую тенистую аллейку и остановилась под большим, в два обхвата, деревом. Скачала Максим не обратил на него особого внимания. Мало ли на острове всяких диковинных деревьев. И лишь когда Этана, молча склонившись перед гигантским стволом, положила к его подножью цветы, а сама села на стоящую неподалеку скамеечку, он поднял глаза кверху и увидел, что дерево это было давно погибшим, стояло сухой безжизненной громадой.

Что все это могло значить? Почему роботы, не пропускавшие ни одной сухой веточки, до сих пор не спилили, не выкорчевали его? И почему именно к нему, к этому дереву, принесла Этана цветы и теперь сидела под ним, грустная и задумчивая, какой он не видел ее никогда.

Между тем, Этана провела рукой по лбу, словно снимая какие-то невидимые путы, и закрыла лицо ладонями. А когда отняла их, Максим увидел, что по щеке у нее катится крупная слеза…

Всё это было настолько невероятным, так не укладывалось в сложившиеся у него представления, что словно какая-то сила толкнула его к Этане, и он, сам не замечая того, вышел из-за укрывавших его зарослей.

Этана подняла голову. Максим хотел сейчас же скрыться за деревьями. Но инопланетянка уже заметила его, чуть привстала со скамьи, протянула к нему руки: