Астийский эдельвейс

Тот непроизвольно встал. В недрах автомата что-то щёлкнуло, и он произнес на чистейшем русском языке:

— Командир просит вас к себе. Если вы свободны, можете следовать за мной.

Максим взглянул на часы. Времени было ровно шесть утра. Раненько назначает свидания Этана! Но так-то даже лучше.

— Я готов, — сказал Максим, невольно кивнув машине.

Робот сейчас же развернулся и направился к выходу.

Максим поспешил за ним. Так дошли они до Дворца командиров, свернули в южную пристройку, поднялись по небольшой лестнице и, пройдя несколько пустых комнат, остановились перед высокой стекой с замысловатым барельефом. Робот сейчас же двинулся назад. И как только фонарик его исчез за поворотом, стена распахнулась, открыв большой овальный зал.

К удивлению Максима, уверенному, что Этана примет его в рабочем кабинете, перед ним была красивая гостиная, в центре которой стоял стол из золотисто-розового камня, а вдоль всех стен протянулся неширокий диван из полированного розового дерева. Окон здесь, как и всюду на корабле, не было, но чуть выше спинки дивана по всей длине стен, так же, как у Мионы, задрапированных белой шелковистой тканью, тянулся сплошной ряд зеркальных светильников, источающих близкий к дневному свет. Пол зала был сделан из полированных плиток темных тонов дерева, потолок выложен цветной мозаикой, изображающей восход Риго.

В глубине комнаты виднелся музыкальный инструмент, подобный тому, что он видел у Мионы. На столе стоял большей букет цветов и несколько ваз с фруктами.

Не менее удивила его и сама Этана. На этот раз она была в белом, сильно открытом платье, с прической, собранной в один узел, небрежно заколотый крупной аквамариновой шпилькой, а главное — с почти теплой, даже приветливой улыбкой.

Она встала с дивана и пошла ему навстречу с традиционно поднятыми руками. Он молча поклонился. Этана подошла совсем близко, на миг опустила веки и вдруг ослепила его изумрудной вспышкой, вырвавшейся из-под вскинутых ресниц.

— Здравствуйте, Максим, счастлива вас видеть.

Руки инопланетянки были все еще протянуты к нему, и он не придумал ничего другого, как поцеловать ее пальцы. Впрочем, она не выразила ни малейшего неудовольствия:

— Садитесь, прошу вас, — Этана опустилась на диван, жестом показывая место возле себя. Максим неловко сел поодаль. Однако она передвинулась к нему ближе, неуловимым движением изменила освещение на более спокойное, зеленовато-сумеречное, непринужденно положила руку на плечо Максима:

— Рада буду слышать обещанное вами доказательство, что разум не является мерилом высоты развития цивилизаций.

Максиму снова едва удалось скрыть удивление. Уж двумя-тремя фразами можно было бы обменяться, прежде чем приступить к столь серьезной полемике. Однако Этана считала это, видимо, совершенно излишним. Максим постарался собраться с мыслями:

— Это не совсем так, Этана. Я говорил, что разум не является единственным мерилом.

— Вот как! Что же имеется в виду ещё?

— Вы сами скажете об этом. Но прежде позвольте задать один вопрос. В прошлый раз вы неоднократно упоминали о цивилизациях «не истинно разумных», идущих по «порочному пути», развивающихся «не должным образом». Что значит это?

— Это значит многое: и чрезмерную концентрацию власти в руках одного или нескольких людей планеты, и безграничное накопление оружия, основанного на высших формах энергии, и вовлечение в арсенал междоусобных войн биологического фактора, и злонамеренные эксперименты по изменению генетического кода человека, и создание искусственных полуразумных, заведомо порочных организмов, и увлечение изготовлением недостаточно контролируемых кибернетических устройств, и прочее, и прочее..

— То есть то, что можно было бы объединить в понятие антигуманизма?

— Пожалуй.

— Следовательно, мыслимы цивилизации высокогуманные и негуманные?

— В принципе, да.

— Но это и будет другим мерилом совершенства цивилизаций.

— Понятие разума включает в себя и понятие гуманизма, — спокойно возразила Этана.

— Должно включать! — резко ответил Максим.

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что в действительности это, видимо, не всегда имеет место. Биологический фактор в войне, то есть намеренное уничтожение целых стран, целых народов искусственно выведенными возбудителями болезней? Это вы хотите сказать?

— В частности, и это.

— Но кто вызывает к жизни такую мерзость, разве не ум ученого? И разве не разум создает термоядерное или еще более страшное оружие, не разум рождает полчища тупых беспощадных машин, уничтожающих впоследствии все живое? Или вы допускаете существование двух разумов — гуманного и негуманного?

— Ни в коем случае. Речь может идти лишь о двух ступенях в развитии разума: низшей и высшей. На первой, действительно, возможно проявление такого антигуманизма. Для второй это абсолютно исключено.

— Понятно. И вот эти-то цивилизации низшего разума и стоят как бы на распутье, подняться ли на более высокую ступень или прийти к полному самоуничтожению?

— Вы совершенно правы.

— Что же, по-вашему, предопределяет то, каким путем они пойдут?

— Во всяком случае, не помощь иной цивилизации.