Я сперва подумал: надо же, как круто зарабатывает «новый деревенский» Никита, что переводчицу на работу принял. Оказалось все проще — переводчица ему даром досталась, и зарплату платить не надо. «Русская баба» со знанием французского и английского (латинский не в счет) оказалась его законной супругой Ольгой, выпускницей Иркутского института иностранных языков. Удачно у мужика все совпало. Полный сервис. В смысле — дородный, румяный, с предполагаемой косой до попы…
По понятным причинам Ольга специализировалась на иностранных туристах. Она и повела их заселяться, дорогой непринужденно болтая на трех языках, не считая латыни.
С Никитой остались мы с Григорием Сергеевым и водитель. Кроме меня, хозяин всех знал. Водитель жил в соседнем материковом селе — Еланцы, а Григорий приезжал на Ольхон по нескольку раз за год. Останавливался, впрочем, не за деньги у Никиты, а у деревенского приятеля.
Нас заселили в один дом с фанерной дощечкой, на которой было написано «№ 11». Вход в него сплошь зарос какими-то ветвистыми кустами, теперь, конечно, голыми. Под кустами — две врытые скамьи, а рядом угадывалась обледенелая клумба. Летом, вероятно, здесь зелено и ухоженно. Жив останусь, приеду обязательно. Номер дома, показалось мне, предрекает еще одиннадцать, как минимум, лет существования. Дай-то бог. Не важно, какой концессии. Насколько я понял, до революции крещеные буряты поклонялись всем известным богам — буддийским, шаманским, христианским. На всякий пожарный. И правильно. Чем больше заступников, тем спокойнее жить. И в древнем имперском Риме, помнится, к богам поверженных народов относились лояльно и уважительно, включали в собственный пантеон…
Комната и внутри оказалась пусть и по-спартански скромной, но уютной. Большая кирпичная печь, оштукатуренная и побеленная, четыре самодельных деревянных кровати, дюралевый рукомойник, с раковиной и ведром под ним, встроенный в стену шкаф и столик, чуть выше журнального. Что еще надо? Чисто и тепло. Недавно протопленная печь негромко пощелкивала кедровые орешки за чугунной заслонкой.
Я задвинул сумку с инструментом под кровать.
— Обед через полчаса, — объявил хозяин и добавил торжественно: — Исключительно из местных продуктов!
Мы вроде уже обедали в Баяндае, но есть хотелось все равно, из-за длинной дороги, наверно. Тем паче из местных продуктов…
Мы закивали.
— Еще одно, — продолжил инструктаж хозяин, — электричества, сами знаете, на острове нет, но у меня электрогенератор на мазуте. Свет будет, но погаснет в одиннадцать вечера.
— Почему так рано? — возмутился художник.
— Мазут ныне дорог, не укупишь, — ответил Никита и повторил: — Обед через полчаса, а пока, пойдемте, я покажу туалет, бани, столовую.
— Да мы знаем, — отмахнулся Григорий Сергеев и, сбросив ботинки, завалился на кровать. — Устал как собака…
Водитель тоже интереса не проявил, ушел к своему южнокорейскому дизельному брату.
С Никитой пошел я один.
Я вообще-то отвратительно ориентируюсь. Ну в лесу понятно, городской я в нескольких поколениях, но и в городе ни черта не могу запомнить. В Москве несколько лет прожил, но знал ее лишь крошечными островками вокруг станций метрополитена. А чтобы от одной станции к другой на наземном транспорте проехать — боже упаси, сразу впадал в заблуждение и панику.
Никитин двор мне тоже показался бессмысленным нагромождением одинаковых построек. Единственное двухэтажное здание — столовую я, конечно, запомнил сразу. Бани — даже не пытался, хоть и кивал с улыбкой хозяину. В баню все равно с Григорием пойдем, баня — не первая необходимость. Вот туалет — первая. Дорогу к нему запомнить назубок надо, чтобы не плутать, если припрет. Мало ли чем здесь кормят?
Строение для сортира нетипичное, больше на мини-баньку походит — брусовое, шифером крытое, и дымок из трубы идет.
Я к дверям, и хозяин за мной. Он что, своих гостей и в сортир провожает? Это сервис такой, по-русски навязчивый?
Вошли. Две фанерные крашеные кабины на подиуме, между ними высокая железная печь типа «буржуйка» топится. Оригинально.
Я скосил глаза — Никита настороженно следил за моей реакцией. Я захохотал, хозяин расслабился, присоединился.
— Класс! — выдохнул я сквозь смех. — Никогда ничего подобного не видел!
— Местная достопримечательность, — пояснил Никита. — Я этот сортир всем гостям самолично показываю. Реагируют, как при социализме на Аркадия Райкина!
— Зачем это? — Я кивнул на печь.
— Слушай! — Он перешел на «ты» ненавязчиво и необидно. Я же говорю, хороший психолог, знал с кем и как себя вести. — Они ко мне еще летом приехали, два москвича, представители нашей какой-то фирмы, которая представляла французскую какую-то фирму. «Зимой, — спрашивают, — у тебя тепло?» — «Тепло, — отвечаю, — даже жарко, дров не жалею». — «А туалет теплый есть? Европейцы, — говорят, — народ нежный, без теплого туалета никак не могут, и лучше бы биотуалет…» Ну, я им честно говорю: «Био не обещаю, но к приезду зарубежных товарищей теплый туалет будет!» Ударили по рукам, оставили мужики задаток, на него я сортир и построил.