Assassin's Creed. Последние потомки: Участь богов

– Пришло время Стирбьорну предстать перед судом норн. Он не должен больше поднять свои меч и топор.

– И не поднимет.

Торгни кивнул.

– Если найдешь кинжал, принеси его мне.

Торвальд сжал ладонь своего наставника.

– Принесу.

С этим он оставил лагмана в лагере и отправился на юг через Поля Фюри. Луна еще не взошла, значит, он мог пробраться незамеченным. Ему придется полагаться на зрение Одина, которое позволяло ощущать больше, чем он мог видеть глазами и слышать ушами, и вело его в обход ям и болот. Наткнувшись на группу невысоких валунов, он перепрыгнул ее, и зрением Одина заметил слабое мерцание на земле. Торвальд остановился, чтобы рассмотреть, что это. В месте, откуда оно исходило, валун был покрыт толстым слоем мха. Содрав его, Торвальд обнаружил небольшой кусок золота в грязи. Он несколько мгновений рассматривал его, озадаченный, а потом вспомнил историю Хрольва, который сеял золото на Полях Фюри, чтобы отвлечь врагов, пока сам удирал. Стало быть, в легенде есть доля правды, и это осознание подкинуло Торвальду идею. Одна последняя хитроумная стратегия. Возможно, наименее хитроумная из всех.

Он достал кошельки, которые дал ему король, открыл их и нашел внутри небольшое количество серебряных арабских дирхамов. Хрольв вряд ли рассыпал бы здесь такие монеты много поколений назад, однако Торвальд счел, что йомсвикинги не обратят внимание на такие подробности. Он разложил монеты на камнях, а затем достал еще один пузырек с тем же ядом, что ранее выдал Эстену. Очень осторожно он поместил на каждый кусок серебра каплю смерти, а когда яд высох, он разбросал монеты вдоль пути, которым шел через Поля Фюри. Добравшись до Мирквуда, он залез наверх и затерялся в ветвях, продолжая свой путь от дерева к дереву. Незамеченным он миновал дозорных и пробрался в самое сердце лагеря.

Животные нанесли йомсвикингам серьезный урон. Многие раненые умирали – и хотя их братья заботились о них, как могли, они не дожили бы до утра. Тем не менее, нельзя было сказать, что настроения йомсвикингов сильно отличались от тех, что царили в лагере Эрика. После всех понесенных потерь их мужество и воля все еще не были сломлены, и это вызвало у Торвальда восхищение.

Он обнаружил Стирбьорна за советом с командиром йомсвикингов, в то время как дева-со-щитом обрабатывала рану на его бедре. Торвальд удивился, увидев женщину, поскольку йомсвикинги принимали в свои ряды только мужчин.

– Сегодня они будут петь песни о твоих подвигах, – сказал командир, – а завтра йомсвикинги будут сражаться и умирать рядом с тобой, все до последнего, если богам будет угодно. Такой обет мы даем.

Похоже, сила и мужество, проявленные Стирбьорном, заставили йомсвикингов присягнуть ему со всей преданностью, которой требовали их устав и их понятия о чести. Воистину, они будут биться за него до последнего человека, а это значит, что завтра у армии Эрика не будет иного выхода, кроме как уничтожить их всех.

Торвальд смотрел, как Стирбьорн отпустил командира и после некоторого времени в молчании начал разговор с воительницей. Оба говорили тихо, обсуждая женитьбу, и это тоже удивило Торвальда. Когда они отошли от лагеря, чтобы принести свои клятвы, он проследовал за ними, наблюдая с некоторого расстояния.

В какой-то момент они приблизились к большому треснувшему камню, и Стирбьорн соорудил перед ним алтарь. Он снял золотой браслет и принес его Фрейру в качестве жертвы. Затем они с воительницей обменялись клятвами и мечами. В этот момент Торвальд подумал убить их обоих – это было бы простым делом, учитывая, что оба были рядом. Но Заветы, которым научил его Торгни, остановили его.

Он не знал эту деву-со-щитом. Она могла и не быть йомсвикингом. Может, датчанка? Возможно, она даже была невинной, и если так, то Кредо Братства запрещало Торвальду проливать ее кровь. Прежде чем нанести удар, ему нужно было знать, кого он убивает.

– Теперь кровавая жертва, – произнес Стирбьорн. – Я найду животное…

– Нет, – ответила воительница. – У нас уже есть подношение, которое должно понравиться богам.

Торвальд сначала не понял, что она имела в виду, а затем Стирбьорн вытащил странный кинжал и поместил его на алтарь. Посвящая эту жертву Тору, он назвал клинок реликвией Христа, значит, кинжал вполне мог быть тем, чего опасался Торвальд. Но если это именно тот кинжал, почему Стирбьорн бросает его здесь вечером накануне битвы? Почему он отказывается от вещи, которая могла бы наверняка принести ему победу? Закончив с алтарем, Стирбьорн воткнул кинжал в расщелину в валуне, приладил рядом еще несколько камней, затем они с воительницей ушли в сторону лагеря. Торвальд подождал несколько мгновений, чтобы убедиться, что они не вернутся, затем спустился к алтарю под валуном. Золотой браслет его не интересовал, и он отодвинул его в сторону вместе с мелкими камнями, а затем добрался до расщелины, в которую был воткнут кинжал.

Хавьер был взбудоражен.

– Он у меня, – сказал он Гриффину.