Assassin's Creed. Кредо убийцы

Голографический фантом матери говорил, и Кэл впитывал каждое слово.

– Прошлое остается у нас за спиной… но тот выбор, который мы делаем, живет с нами вечно.

Она помолчала, глядя ему в глаза, и снова начала говорить, но это были не строчки стихотворения:

– Там, где другие слепо следуют за истиной, помни…

– …ничто не истинно… – От избытка чувств его голос прозвучал низко и хрипло. Он даже не подозревал, что запомнил слова, сказанные Агиларом де Нерхой.

Возможно, он никогда не забывал их.

– Там, где другие ограничены нравственными и иными законами, помни…

– …все дозволено…

Лицо матери осветилось гордостью и печалью.

– Мы трудимся во тьме, дабы служить свету.

– Мы – ассасины.

Она повернулась, когда в круг вступила новая фигура.

Боль и радость смешались в сердце Кэла, когда подошедший поднял голову. Он узнал лицо под капюшоном.

Это был отец.

Но не такой, каким он видел его в последний раз – пожилой, ссутулившийся, с выцветшими глазами, с лицом, измученным душевными страданиями, балансирующий на грани безумия.

Мужчина, стоявший сейчас перед Кэлом, был тем Джозефом Линчем, которого он знал в детстве до того самого дня, когда тамплиеры приехали и превратили всю его жизнь в ад.

Больше всего на свете Кэл хотел бы удержать этот момент, соединяющий его самые сладкие грезы и самые страшные кошмары. Но Кэл еще не до конца понимал, что делает, и потому не мог удержать его.

В таком же призрачном молчании ассасины один за другим развернулись и стали уходить, исчезая там, откуда пришли.

Последними уходили его родители.

Мать на прощание посмотрела на него с любовью и нежностью, и вместе с отцом они начали удаляться. Кэл смотрел им вслед, пока фигуры в капюшонах не растаяли.

Но, как сказала ему мать, он был не один.

И пока она говорила, новые братья и сестры собрались вокруг него. Сражаясь за свою жизнь, они пробились в этот зал, в это самое мгновение. Он посмотрел на них, затем снял устройство эпидуральной анестезии, причинившее ему столько боли, но подарившее неожиданную радость. Затем сам отстегнул ремень с логотипом ненавистного «Абстерго» и почувствовал настоящее освобождение.

– И что теперь, новичок? – спросил Мусса.

Тот самый Мусса, что подстрекал его прыгнуть с крыши, тот самый Мусса, кто, как сейчас понял Кэл, наблюдал за ним с того самого момента, когда он, полуослепленный и испуганный, еле волоча ноги, появился в саду.

Мусса, он же Батист; и Кэл, он же Агилар.

Рядом с ними молча и выжидающе стояла Лин. И даже Натан, после всего, что видел здесь, тоже встал рядом.

– Мы будем драться, – ответил Кэл.

Они уже колотили в стены и были теперь вооружены не резиновыми дубинками – тяжелыми острыми клинками, которые можно было использовать и как дубинки.

Эмир предполагал, что дело этим и кончится. Тамплиеры были грубыми убийцами, они не владели боевыми искусствами, как ассасины. Но Риккины, и отец, и дочь, очень умны, они сразу поняли, что новичок – особенный. И на этот раз отдали приказ не усмирять непослушных, а убивать.

Их было очень много, и все они колотили в стеклянную стену, чтобы добраться до одного-единственного пациента. Десять – двенадцать – пятнадцать… Эмира переполняла гордость, и он чувствовал, что Юсуф тоже доволен.

Эмир сделал то, что должен был сделать. Он выполнил обещание. Он сдерживал тамплиеров, насколько это было возможно, и позволил своим товарищам попасть в зал с «Анимусом» и найти новичка. Он освободил всех пациентов-заключенных и каждому дал шанс в бою вырвать право на жизнь, как подобает ассасину, а не быть заколотым в своей клетке, как скотина.

Наконец стеклянная стена треснула и раскололась, тамплиеры хлынули в зал черной, поблескивающей металлом волной. Но Эмир продолжал сопротивляться. Охранники лишь вчетвером сумели схватить его, а пятый нанес смертельный удар.

«Так будет лучше», – пронеслось в меркнущем сознании Эмира.

И Юсуф был с ним согласен.

Вокруг них было много оружия. Оружия, которое столетиями принадлежало ассасинам, а сейчас как исторические экспонаты или антиквариат хранилось в стеклянных шкафах.

– Где Эмир? – спросил Кэл, когда они подошли к шкафам и начали выбирать оружие каждый по своему предпочтению.

– На посту наблюдения, – ответил Натан. – Это он меня выпустил. Всех нас.

Кэл понял, что именно Эмир заблокировал двери зала «Анимуса» и помог им выиграть время.

Кэл не спросил, когда и как Эмир присоединится к ним. Он понимал, что Эмир, закрывшись в комнате наблюдения, выбрал путь в один конец. И догадывался, что остальные это тоже понимают.

Кое-что из оружия казалось четырем ассасинам очень знакомым, хотя никогда в жизни ничего подобного они не держали в руках. Взгляд Кэла упал на лук. Холодок пробежал у него по спине: он вспомнил, как держал оружие в своих руках, вкладывал стрелу и спускал тетиву. Клинком он разбил стекло, стряхнул с лука осколки и потянулся за колчаном со стрелами.

Мусса выбрал самые необычные наручи – с заостренными когтями, которые значительно удлиняли его руку. Кэл не мог четко рассмотреть в тусклом свете, но ему показалось, что металлические когти сверху покрыты каким-то черным составом.