София прошла к центру зала, откуда обычно руководила экспериментом. Она подняла голову и посмотрела на Кэла, он перехватил ее взгляд, и его лицо чуть заметно смягчилось.
Жизнь не дала Софии возможности научиться доверять людям, выражать сердечное тепло. Но ей хотелось что-нибудь сказать Кэлу, поблагодарить за сотрудничество, заверить его, что он сделал правильный выбор для себя и всего человечества… для тамплиеров… и ассасинов.
Слова переполняли ее, но она никак не могла открыть рот и произнести нужные. Наконец голосом хриплым, дрожащим выдавила:
– Это дело всей моей жизни.
Кэл смотрел на нее по-доброму, но без улыбки.
– Нет, моей жизни, – сказал он.
Она продолжала смотреть на него с восхищением, страхом, радостью и напряженным нетерпением, пока он не ушел в прошлое.
Гранада пылала.
Горели десятки костров, и густой черный дым поднимался в небо, смешиваясь с желтоватой пылью. Мириады зажженных тамплиерами адских огней вершили свою жестокую работу: выгоняли спрятавшихся в потайных местах врагов, разрушали их жилища, уничтожали их семьи и все, что им было дорого, словно только это могло принести победу.
Великий город, окруженный стеной, вынужден был сдаться, дорого заплатив за упрямство. Тамплиеры прекратили резню мавров, но алые потоки по-прежнему заполняли улицы – это красные плащи рекой текли к Альгамбре, чтобы провозгласить свою окончательную победу.
В середине этой реки, в окружении рыцарей и солдат, ехал отец Томас де Торквемада. Он прямо сидел в седле, и самодовольная улыбка играла на его лице. Как всегда, рядом с ним черной громадой возвышался Охеда.
На самом верху самой высокий башни Мавританского дворца притаились Агилар и Мария и молча наблюдали, как приближается враг. Они знали, что где-то в этом море тамплиеров под строгим присмотром везут закованного в цепи принца Ахмеда. Они знали, что скоро свершится темная сделка, оплаченная болью и предательством, а также сотнями, если не тысячами, человеческих жизней.
Вдруг Мария встрепенулась и завела руки за голову.
– Во имя Кредо, – сказала она.
Агилар повернулся к ней, в руке у нее лежала подвеска, доставшаяся ей от родителей.
Она протянула ему украшение.
Медленно, неохотно Агилар поднял руку, и подвеска опустилась ему в ладонь. Он посмотрел на восьмиконечную звезду с камнем ромбовидной формы, на котором была выгравирована черная буква «А», составленная из двух слегка изогнутых клинков. Мария тем временем продолжала:
– Наши жизни ничто, важно только то, что мы оставим после себя.
Агилару не понравилось, что Мария отдала ему подвеску. Он хотел вернуть ее и сказать Марии, что сегодня они оставят после себя только трупы тамплиеров. Недавно она предчувствовала свою смерть на костре. Но они спаслись.
Однако такое заверение было бы ложью. А он никогда не лгал. Они были ассасинами. И не могли поручиться ни за один день, ни за один час, ни за один удар сердца. Один из них мог погибнуть в любой момент, или даже оба. Возможно, сегодня.
И Мария хотела, чтобы подвеска была у него.
Агилар зажал ее в кулаке. Для него эта подвеска была так же дорога, как и то, что они искали.
Двое оставшихся в живых ассасинов затаились и ждали. Наставник Бенедикто учил, что терпение и выдержка – родные братья ловкости и стремительности. Каждый ассасин должен овладеть всеми этими качествами.
Агилар не знал, сколько времени прошло, пока тамплиеры, словно большая змея, добрались до Львиного дворика, но наконец ненавистные фигуры Торквемады и Охеды показались там. Контраст между мирным интерьером – изящными скульптурами, тихо журчащим фонтаном, пышной зеленью – и солдатами, покрытыми кровью, сажей и пылью, одновременно и ужасал, и возмущал.
Великий инквизитор по-отечески обнял Ахмеда за узенькие плечи, но безучастное лицо ребенка, уставшего бояться, выдавало истинное положение дел.
Пальцы Торквемады, как когти, вцепились в плечо Ахмеда, и мальчик невольно прижался к инквизитору.
Его отец, султан Мухаммед Двенадцатый, стоял в центре дворика у прекрасного фонтана с двенадцатью рычащими львами, вытесанными из благородного белого мрамора. Брызги воды разлетались в обе стороны, орошая пышный сад. Тонкий аромат роз витал в воздухе, но его почти заглушал запах гари.
Мухаммед слыл сильным и великодушным правителем, который заботился о процветании своего народа. У него были черные глубокие глаза, черная, аккуратно подстриженная борода, тюрбан скрывал черные густые волосы. На поясе у султана висел кинжал – скорее как часть костюма, а не как боевое оружие. Агилар понимал, что в такой момент султан Мухаммед даже не попытается вынуть кинжал из ножен.
При виде сына его лицо осветилось любовью и исказилось болью, он не стыдился своих чувств. В тени колонн дворика стояли придворные и напряженно наблюдали за происходящим.
Все они сражались отважно, и все понимали, что битва проиграна.
И сейчас будет поставлена финальная точка.
– Султан, – начал Торквемада спокойным приятным голосом, – я пришел с миром.
– Убийство невинных не может быть залогом мира, – ответил султан.