Assassin's Creed. Кредо убийцы

– Я заверил старейшин, что Яблоко будет в Лондоне через два дня! – сказал Алан Риккин, слишком раздраженный, чтобы наслаждаться великолепным коньяком, и выпил его залпом, ощущая, как драгоценный напиток обжигает горло.

– Через два дня?! – София обернулась и посмотрела на него округлившимися глазами.

Возможно, теперь его дочь наконец поймет, почему он сам так спешит и торопит этого ублюдка.

– Он не желает знать ни о своем прошлом, ни о своем отце, София, – сказал Алан Риккин. – Он хочет уничтожить их… обоих.

«Она похожа на испуганную зайчиху», – подумал Алан Риккин. Одной рукой София обхватила себя за талию, пытаясь унять дрожь, другую сжала в кулак. Такой он ее давно не видел.

В нем проснулось желание успокоить дочь, но он не собирался сворачивать с выбранного пути. София должна понять, что жестокость – это инструмент, и, черт возьми, очень действенный, и что ассасины, за которых она так переживает, вовсе не домашние зверушки.

Но когда София заговорила, он сразу понял, что она не испугана и не расстроена.

Она в ярости.

– Мы здесь не для того, чтобы создавать монстров, – с трудом сдерживая себя, сказала София. Но она боялась не разрыдаться, а наброситься на отца с кулаками.

Алан Риккин смотрел на дочь миролюбиво, но испытывал глубокое презрение к ее жалости и милосердию.

– Мы их не создаем и не уничтожаем, – рассудительно произнес Алан Риккин. – Мы просто оставляем их один на один с неизбежной судьбой.

Санитары видели клинок в руке Кэла, но не предпринимали никаких действий. Несомненно, Алан Риккин дал им указания.

Мужчина, к которому приближался Кэл, едва ли был похож на того, что сохранился в его памяти. Сейчас Кэл был с Джозефом Линчем практически одного роста. В семь лет подобное казалось невозможным. В детстве отец был для него великаном во всех смыслах. За прошедшие десятилетия Джозеф Линч раздался в толщину, но это были не мускулы, а мягкая, рыхлая плоть на месте талии, щеки на безбородом теперь лице обвисли, чуть ли не касаясь толстой шеи. Светлые с рыжинкой волосы отца, которые так восхищали Кэла в детстве, стали мышиного цвета.

Кэл бесшумно подошел и встал рядом с отцом. Джозеф повернулся. Психическая деградация врезалась в каждую морщинку на его лице, отпечаталась в его сутулой, бесформенной фигуре. Он заговорил все с тем же ирландским акцентом, с каким тридцать лет назад кричал сыну: «Беги! Скорее!»

– Ты сын своей матери.

Подобные слова Кэл меньше всего ожидал услышать, и они сразили его наповал.

– Что это значит? – хриплым шепотом спросил он.

– Кровь, что течет в тебе, тебе не принадлежит.

Почти те же слова: «Твоя кровь тебе не принадлежит, Кэл» – отец сказал ему в тот самый день.

День, когда красные капли крови падали на пол.

– Она принадлежит Кредо, – продолжал Джозеф Линч. – Твоя мать знала это. Она умерла, чтобы Кредо могло жить дальше.

Молниеносное, практически незаметное движение – и острый клинок сдавил горло Джозефа Линча.

– Напомни мне, как она умерла, – зловещим шепотом потребовал Кэл.

Правой рукой он держал клинок, вокруг левой была обмотана серебряная цепочка с подвеской.

В этот момент комната была уже пустой, санитары каким-то образом удалили всех жертв «Анимуса».

Кэл остался один на один со своим отцом.

Еще несколько минут – и останется один Кэл.

Джозеф Линч не выглядел испуганным. Он выглядел человеком… смирившимся со своей судьбой, едва ли не призывающим смерть. Казалось, он давно ждал этого мгновения и радовался, что оно наконец наступило, чтобы положить конец мучениям, которым его подвергали тамплиеры в течение тридцати лет.

– То, что ты видел, сделал я, – тихо произнес Джозеф Линч.

– Ты убил ее, – хрипло выдохнул Кэл.

Все так же тихо и спокойно Джозеф ответил:

– Уж лучше я, чем эта ужасная машина.

На последних словах его голос дрогнул. Единственный признак того, что вся эта история не была ему безразлична.

– Человек велик величием своих целей. Я должен был и тебя убить. – Джозеф Линч не отрывал от Кэла бледно-голубых, выцветших от катаракты глаз. – Но я не смог.

– Прекрасно. – Ловким движением Кэл перевернул клинок рукояткой к отцу. – Сделай сейчас то, что не смог сделать тридцать лет назад.

Джозеф покачал головой:

– Кэл, сейчас все в твоих руках. Именно этого они хотят.

– Я этого хочу.

Но Кэл понимал, что лжет. Он уже давно не знал, чего он хочет. Человек, который стоял перед ним, не был ни его любящим отцом, ни бессердечным убийцей. Он был игрушкой в руках тамплиеров, искалеченный настолько, что оказался в «комнате беспредельной пустоты».

Но Джозеф Линч был отчаянно нужен Кэлу, чтобы принять решение, хоть какое-то решение.

– Пролей мою кровь, – сказал Джозеф таким голосом, словно держал на своих плечах все горе мира, – но не возвращайся в «Анимус».

– Почему?

Джозеф буравил Кэла взглядом, как будто он наконец снова пробудился к жизни. Его не беспокоила собственная смерть… или жизнь. Но то, о чем он заговорил, еще представляло для него ценность.

– Тамплиеры хотят, чтобы все мы были мертвы. Яблоко. Оно содержит генетический код свободы воли. Они воспользуются Яблоком, чтобы уничтожить нас окончательно.