К нам подошел матрос с прибывшего корабля и подал Торресу кошелек, в котором, судя по всему, лежали обещанные мне деньги. Честно говоря, я рассчитывал на мешок побольше и потяжелее.
– Считайте это первой платой в длинной цепи вознаграждений, – сказал Торрес, передавая мне подозрительно легкий кошелек. – Благодарю вас, Дункан.
Я почтительно принял кошелек. Судя по весу, это явно была лишь первая часть вознаграждения. Я чувствовал, что новые выплаты, как и новые испытания, будут впереди.
– Вам стоит побывать на завтрашнем допросе Мудреца, – сказал Торрес. – Приходите около полудня.
Вот так. Ради новой порции денег я должен буду смотреть, как подручные Торреса издеваются над Мудрецом.
Торрес ушел. Я остался стоять, погруженный в свои мысли. Именно тогда я и решил. Решил спасти Мудреца.
Я пытаюсь понять: почему я выбрал именно этот план? Почему не удовлетворился полученной суммой и не убрался из Гаваны? Я бы без труда нашел корабль, идущий в Нассау, и вскоре вернулся бы домой, к Эдварду, Бенджамину и радостям «Старого Эйвери».
Я бы хотел сказать, что мною двигало благородное желание освободить Мудреца. Но не столько оно. У меня был свой расчет. Получив свободу, думал я, Мудрец поможет мне найти Обсерваторию и предмет, позволяющий следить за всеми и каждым. Эта игрушка может стоить громаднейших денег. Продать ее тому, кто их заплатит, и тогда я стану богатейшим пиратом во всей Вест-Индии. С этими богатствами я вернусь к Кэролайн. Возможно, решение спасти Мудреца было продиктовано всего-навсего моей алчностью. А может, дикой смесью тяги к наживе и благородных стремлений.
Как бы то ни было, вскоре я пожалел о принятом решении.
31
Ночью стены резиденции Торреса выглядели черной полосой на фоне серого беззвездного неба. Громко стрекотали цикады, заглушая журчание ручья и мягкий шелест пальмовых листьев.
Время для ночного визита в дом губернатора я выбрал такое, чтобы вокруг не было караульных. Оглянувшись по сторонам, я подпрыгнул и ухватился пальцами за верхнюю кромку стены. Подтянувшись, я влез на стену. Там я распластался и замер, успокаивая дыхание и вслушиваясь в окружающие звуки. Вдруг сейчас раздастся топот бегущих ног, крики и лязг доставаемых на бегу мечей?..
Но нет. Вокруг по-прежнему звенели цикады, журчала вода и шелестели листья. Я спрыгнул со стены и оказался внутри резиденции губернатора Гаваны.
Как призрак, я крался через сад, подбираясь к особняку. Оставалось преодолеть стену внутреннего двора. Скрытый клинок на правой руке действовал на меня успокаивающе. В перевязь на груди я засунул два пистолета. К поясу был прицеплен короткий меч. Я был в полюбившемся мне плаще с капюшоном, чувствуя себя невидимкой. Смертельно опасным невидимкой. Я намеревался ударить по тамплиерам. Освобождение Мудреца я не считал равнозначной местью за все зло, что собратья здешних тамплиеров причинили мне и моим родителям. Моя вылазка была лишь началом. Первым ударом.
Затем я намеревался узнать местонахождение Обсерватории и попасть туда раньше Торреса и его компании. Это станет куда более ощутимым ударом по их ордену. Я представлял, как они будут корчиться, пока я тем временем пересчитываю полученные деньги.
Спросишь, как я узнал, где именно Торрес держит Мудреца? Это было моей догадкой, и я радовался, что она подтвердилась. У губернатора имелось нечто вроде личной тюрьмы: отдельное строение, огороженное высокими стенами. Добравшись туда, я остановился как вкопанный.
Странно. А почему дверь в стене открыта настежь?
Я вошел внутрь и оказался в тесном дворике. Факелы на стенах освещали сцену побоища. На земле валялись тела четырех или пяти солдат. Все – с перерезанным горлом и располосованной грудью, откуда торчало окровавленное мясное месиво.
Я и понятия не имел, в какой камере держат Мудреца. Точнее, держали. Судя по всему, его здесь уже не было.
За спиной послышался шорох. Мне не хватило секунды, чтобы увернуться от удара, который сбил меня с ног, но не лишил сознания. Не растерявшись, я перевернулся на спину. Рядом со мной в землю было воткнуто острие пики, на древке которой я обнаружил… свое имя. Пику держал в руках удивленный солдат. Я рывком поднялся на ноги, схватил его за плечи и повернул к себе спиной. Еще через мгновение я схватил пику, переломил ее надвое и острый конец вонзил в своего противника.
Он плюхнулся на землю, словно рыба, насаженная на обломок древка. Мне было некогда смотреть на предсмертные судороги солдата. На меня бросился еще один. Он был необычайно зол, как человек, только что наблюдавший смерть своего товарища.
«Сейчас проверим, всегда ли механизм работает так же четко, как в первый раз», – подумал я и взмахнул рукой.
Щелкнула пружина.