Ассасин

Однако, находясь среди слепо преданных имаму людей, для которых снискать благодарность Старца Горы считалось особым счастьем, юный Тень, как и все они, испытывал восхищение. И когда довольный Далиль проводил его к Старцу Горы, уверяя, что ученик получит высшую награду, Мартин пребывал в самом счастливом состоянии. Он даже дрожал, когда остался в отдельном покое, среди голых стен. Исмаилиты запрещали роскошь, их нравы были аскетически суровы, поэтому черный с блестящей серебряной вышивкой плащ неслышно вошедшего имама показался юному ассасину верхом великолепия и красоты. Тень был настолько возбужден, что, отвечая на вопросы Старца Горы о том, как выполнял задание, был предельно искренен. Да, он знал, что фидаи после выполнения приказа дают себя убить. Но ему казалось, что султану и его воинам будет более горько и стыдно упустить лазутчика. Да еще мальчишку.

Синан негромко засмеялся, услышав рассуждения юного мавали.

– Воистину ты заслужил награду, голубоглазый Тень. И ты ее получишь!

При этом он протянул ему трубку, от которой шел запах гашиша, и приказал затянуться.

Учеников в Масиафе кормили впроголодь, голод был неотъемлемой частью их жизни, и гашиш при этом подействовал незамедлительно. Мальчик вскоре стал видеть, как светлые, оштукатуренные стены покоя окрасились яркими цветами, сводчатый потолок вверху пошел пестрыми бликами. Это было так смешно! Тень стал хихикать, но не очень громко, так как это казалось ему неуважением к находившемуся рядом имаму.

А тот смотрел на него неотрывно. Пронзительные черные глаза Старца Горы были неподвижны и притягивали взор, как глаза гадюки. И Мартин смотрел на него, долго смотрел, сначала все еще улыбался, потом почувствовал какое-то напряжение и стал серьезен. Вскоре, даже пребывая в наркотическом состоянии, он уловил, что взгляд Синана из сурового сделался гневным, потом напряженным. Мартин не понимал, чем не угодил мудрому имаму, но догадался, что тот злится. Мальчику показалось, что в великом мудреце просыпается чудовище, которое словно пытается запустить щупальца в его душу, в его разум. Странное ощущение… и непонятное. А еще он заметил, как лоб имама прорезала глубокая борозда, под чалмой заблестели бисеринки пота, лицо его стало подергиваться, исказилось, и вдруг Синан закричал и откинулся навзничь, закрывшись широким черным рукавом. А Мартин, испуганный и потрясенный, заплакал, пополз к нему, стал звать…

Какой же глупый он был тогда! Какой доверчивый!

Только много позже, когда Ашер бен Соломон вернул приемыша в свою семью, обласкал и добился его полного доверия, Мартин поведал еврею про все, даже про эту странную встречу с непоколебимым Синаном. Не скрыл даже, как тот рухнул и стал отползать от плачущего юного ученика, а Тень все пытался поддержать и утешить почтенного имама, но тот резко вырвался и, избегая глядеть на мальчика, приказал вновь курить гашиш. Пока Тени не стало совсем плохо от зелья. А позже… Да, Мартин поведал своему покровителю Ашеру, как его, находящегося в полузабытьи, даже поленившегося отозваться на зовущий голос Синана (ему уже было все равно, что происходит), отнесли куда-то… потом везли, удерживая на муле… А потом он проснулся среди цветов и легкой тихой музыки, увидел рядом столик с изысканными яствами, о которых даже не смели мечтать вечно полуголодные ученики фидаи. И, вкушая эти непередаваемо вкусные плоды и пироги с мясной начинкой, Мартин решил, что он и впрямь в раю. Вокруг благоухали цветущие деревья, струи фонтана били светлым молоком, а по каналу рядом текла сладкая вода с медом… Мартин даже поведал своему покровителю даяну про трех гурий, почти раздетых и дивно прекрасных, которые ласкали его, возбуждали, вытворяли с ним такое…

Как ни странно, его рассказ вызвал у почтенного еврея взрыв безудержного смеха. И Ашер, желая развеять в Мартине порожденную уроками ассасинов веру в связь имама Синана с Всевышним, дал ему пояснения обо всем тайном, так поразившем его приемыша.