Парни вернулись из сада как раз в тот момент, когда на кухне что-то испеклось и на всю гостиную пропищал сигнал. Сет схватил варежки и побежал к духовке.
– Готов мой шедевр! – гаркнул он из кухни. – Киш-лорен с сыром бри, руколой и клюквенным соусом! Всем мыть руки!
– Он меня пугает, – шепнул мне Гэбриэл, усаживаясь рядом со мной за барную стойку, и я рассмеялась.
– Ты тоже выглядел весьма устрашающе, когда вышел с Сетом на улицу. О чем вы говорили?
– О девчонках, о ком же еще, – усмехнулся он.
– О девчо-о-онках, – протянула я. – И как? Разговор вышел интересным?
– Очень. Мы сошлись на том, что с девчонками нужно вести себя хорошо. А не то можно получить в чердак и потом долго лечиться.
– О боже, ты что, угрожал Сету?
– Совсем чуть-чуть. А он в свою очередь поугрожал мне, так что мы квиты.
– Я говорила, что мне безумно нравится в тебе одна черта?
– Какая?
– То, как яростно ты готов защищать то, что тебе дорого. Меня, например, или сестру. Обычно парни много говорят, но, когда дело доходит до поступков, сворачивают удочки. Ты другой…
Я поцеловала его, и он ответил мне. Я тихонько сунула руку под его футболку, а Гэбриэл шепнул мне, что не стоит, а не то ему придется есть киш-лорен Сета со стояком в штанах, а Сет может понять это по-своему…
– Думаешь, слишком возгордится? – хихикнула я и добавила, пародируя голос Сета и растопырив пальцы веером: – У людей встает на мою стряпню!
Гэбриэл расхохотался. Потом посмотрел на меня и просто сказал:
– Меня заводят ваши грязные шуточки, мисс МакАлистер.
– А я знаешь, что заводит меня?
– Что?
Я прошептала ему пару слов, касаясь губами его уха. Он слушал, закрыв глаза и блаженно улыбаясь, потом взял меня за руку.
– Идем-ка помоем руки перед едой, – сказал он и повел меня за руку в ванную. Закрыл за нами дверь и повернул в ней ключ.
– Кое-кто очень сильно напрашивается все утро, – усмехнулся он, припирая меня к стенке и ласково касаясь губами моих губ.
– Мне нужно запастить гормонами удовольствия впрок. Можно?
– Тебе все можно, – ответил он.
– Прямо все? – прошептала я, расстегивая его ремень.
– Абсолютно. Я запрещаю тебе только две вещи: умирать и рожать преждевременно.
– Обожаю твое чувство юмора, – улыбнулась я.
– Это не юмор, я серьезен, – сказал он и развернул меня к себе спиной, впиваясь губами в мою шею.
Я опиралась руками о раковину и видела себя в зеркале, когда он завладел мной. Мне нравилось смотреть на свое отражение, на мое тело и раскрасневшееся лицо. На то, как он заставлял меня выгибать спину, сжав в руке мои волосы и оттягивая их назад. Как полосы света, просочившегося сквозь жалюзи, ложились на нашу кожу…
Пожалуй, я была грехом, трижды помноженным на грех: женщина, занимающаяся сексом вне брака, будучи беременной. Родись я на пару поколений раньше, и меня бы точно отправили в приют Магдалины – в воспитательно-исправительный монастырь для
Но здесь и сейчас, в руках этого мужчины, я чувствовала себя верховным божеством. Прекрасным, всесильным, священным. Он поклонялся мне, боготворил меня, признавал мою власть над ним. Я была способна унести его в небеса, как Исида. Я любила его так сильно, что была готова умереть ради него, как Иисус. И еще я была способна создать новую жизнь, как это делают только боги.
– Я люблю тебя, – сказал Харт, роняя поцелуи на мои плечи. – Ты не представляешь, как сильно.
Его руки обхватили мое тело, он был вокруг меня, надо мной, внутри меня. Я была объята им, как здание бывает объято пламенем, только это пламя не разрушало, а создавало меня заново, делало меня прочнее и сильнее.
– И я люблю тебя, – ответила я, выгибая спину и откидывая голову. – Есть ли что-то лучше, чем это?
– Да, – прошептал он мне на ухо. Его жадные пальцы обхватили мой подбородок. – Все то же самое, но когда ты уже не будешь беременна.
– Почему?
– Потому что мне не придется так осторожничать с тобой, – ответил он хрипло.
Секс с Хартом не казался мне осторожным, скорее, наоборот, неистовым – поэтому я не сразу поняла, к чему он клонит.
– Хочешь сказать, что еще не… не начинал со мной по-настоящему?
Он только рассмеялся, опуская голову и касаясь горячим лбом моего плеча.
– Не знаю, почему, но это страшно возбуждает, – прошептала я ему. – Что ты собираешься сделать со мной потом, а?
– Боже, лучше тебе не знать, – ответил он.