Аспид

– Именно. В одном халате, под которым ничего не было.

– Я действительно увидела кошмар, – смутилась я, пряча лицо на его груди.

– Верю, – сказал он. – Я еще никогда не радовался так сильно тому, что кто-то видит плохие сны.

– Чему еще ты был рад? – рассмеялась я.

– Бесконечному числу вещей. Моему халату на твоем обнаженном теле. Твоей неопытности. Как ты краснела снова и снова. Непроизвольно прикрывала грудь, будто не привыкла никому показывать себя… Касалась меня так, словно… словно боялась сделать что-то неправильно…

– Я правда боялась, – созналась я, чувствуя, что снова отчаянно краснею.

Харт рассмеялся. Потом вздернул мою футболку и припал губами к соску. Подразнил второй тоже, вернулся к шее, распаляя меня одними своими прикосновениями.

– Запомни, нет ничего, что ты бы могла сделать неправильно. Абсолютно все, что ты будешь делать, способно вынести мне мозги.

– Если честно, я бы предпочла быть суперопытной, – прошептала я.

– Ты будешь ею. Не сомневайся, – ответил он. – Но до той поры я хочу каждое мгновение твоей неуверенности, смущения, стыда, видеть, как ты краснеешь, изумляешься, робеешь, открывать для тебя что-то новое каждую ночь, чего ты еще не знала, о чем ты не имела ни малейшего представления…

– Теперь я знаю, как бы мог говорить Змей с Евой в райском саду, – выдохнула я, уже чувствуя, как завожусь от одних только слов. – Если он был так же красноречив, как ты, то у бедной девчонки не было никаких шансов. Она бы не только яблоко у него взяла, она была бы рада даже ручной гранате.

– Думаю, Змея тоже можно немного пожалеть, – прошептал мне Харт. – Перед ним стояло обнаженное создание самого Господа, прикрытое одним-единственным листиком смоковницы, а у него даже не было рук, чтобы разгневать Бога и Адама по-настоящему.

Харт в два счета раздел меня. Я следила взглядом за его сумасшедшими руками, быстро уложившими меня в постель и занявшимися моим нижним бельем. Он не стал его снимать с меня, просто сдвинул так, чтобы оно ничего не прикрывало, но по-прежнему было на мне. Стринги легко врезались в мою кожу, обнажая все самое интересное. Грудь ждала его поцелуев.

– Зато у Змея было сильное тело, способное обвивать, сжимать и проникать. И если бы он только захотел, Ева потеряла бы не только рай, – сказала я, дразня Харта легким движением бедер.

– Но и мозги тоже? – прошептал Харт в ответ.

Он склонился надо мной, упершись руками в матрас и прижимаясь ко мне разгоряченным телом. Я направила его в себя, приглашающе раздвигая ноги, и эта маленькая инициатива распалила его до предела. Он резко вошел в меня, потом взял за подбородок и заставил смотреть на него, пока его член погружался в меня снова и снова. Он словно трахал меня и взглядом тоже. Глаза в глаза, пока в моих зрачках совсем не останется стыда за все, что между нами происходит.

– Не отводи взгляд, – прошептал мне он. – Смотри на меня. Вот так. Я хочу видеть твои глаза, пока я делаю с тобой все это. А ты смотри, что ты делаешь со мной…

Засыпая в ту ночь в его руках, мне впервые за долгое время захотелось снова помолиться. Не просить Бога о милости, нет, теперь я знала, что просить о ней бессмысленно. Скорее просто поставить Его в известность, что отныне вместо того, чтобы уповать, я буду бороться. Вместо того, чтобы принимать свою судьбу, я буду творить ее собственноручно. Что я готова сражаться за свое счастье, за свою Пылинку и за Гэбриэла, и сражаться жестоко. И что если у Него свои планы на меня и на мою жизнь, то Он будет очень удивлен, когда я не подчинюсь.

* * *

Утро снова началось с тошноты. Я провела его в ванной на коврике, страстно обнимаясь с унитазом. Гэбриэл принес мне стакан воды и помог встать, когда тошнота поутихла.

– Надеюсь, ты добавил в воду яд, – мрачно пошутила я. – Я хочу умереть.

– Нет, приберег его для родов, – ответил он. – Доброе утро.

– Доброе, конечно. Добрее только маньяк с топором.

– Ничего, это скоро пройдет, – сказал Гэбриэл и предложил снова прилечь.

– Откуда ты знаешь? Уже имел дело с утренним токсикозом? – усмехнулась я.

– Нет, все утро читал медицинскую энциклопедию в интернете, – ответил Гэбриэл. – Пишут, все пройдет после двенадцатой недели.

– Двенадцатой недели?! То есть еще два месяца встречать утро с унитазом в обнимку? Иногда мне кажется, что природа – величайшая садистка и просто ненавидит женщин. Мы не так сильны, как мужчины, мы быстрее стареем, и наше тело, как звездное небо, меняется каждый день от этих дурацких гормональных циклов: сначала волна эстрогена, потом прогестерона, потом ты теряешь кровь, как солдат, и ничего не можешь с этим поделать. И так каждый месяц! Мы вынашиваем, мы рожаем, мы кормим, теперь еще и это… а что мужчины? Какие неудобства испытывают они? Ах, ну разве что надо бриться по утрам. Да и то не обязательно.

– Иди сюда, мое проклятое природой создание, – рассмеялся он. – Как я могу облегчить твои страдания?

– Просто скажи, что ты тоже страдаешь, – проворчала я.