- Тогда, значит, молитву не прочитали. Я каждое утро повторяю: «На востоке, на восточной стороне, есть Окиян-море. На том Окиян-море лежит колода дубовая, на той на колоде, на той на дубовой сидит Страх-Рах. Я тому Страху-Раху покорюсь и помолюсь: «Создай мне, Страх-Рах, семьдесят семь ветров, семьдесят семь вихорев; ветер полуденный, ветер полуночный, ветер суходушный, которые леса сушили, крошили тёмные леса, зелёные травы, быстрые реки; и так бы сушились, крушились обо мне, Повстроке, рабе».
- Ты не забывай каждое утро эту молитву читать, - наставительно проговорил Дагуз. - А может, и по три раза в день. С морем шутки плохи. Пособи нам, Стрибог!
Миновали Болгарию. Флотилия повернула на восток и пошла вдоль фракийских берегов. Настроение повысилось: скоро Царьград, повеселимся вволю! И море радовало: сверкало тысячами солнц, резало глаза. Было тихо-тихо. Пролетит чайка, коснётся лапками гладкой поверхности, и по воде разбегаются ровные круги. И всем хорошо и спокойно на душе: лёг бы на скамейку и задремал, наслаждаясь тишиной и солнечным теплом! Но нельзя, надо треста. И ещё как грести! Работать за силу ветра, который как раз и отдыхает.
К вечеру набежали тучки, задул встречный ветер. Волны били в нос судна, рассыпались на мельчайшие брызги, поливали гребцов. Они сутулились, вбирали головы в плечи, стараясь защититься от крутящейся в воздухе водной пыли. Иногда выкрикивали:
- Вот хлещет!
- И баня не нужна…
- Почище всякой бани!
К Дагусу подошёл Дир, прикрывая ухо от солёных брызг.
- Буря надвигается. Что делать будем, рыбак?
- Надо убегать в бухту и переждать шторм.
- Не вижу никакой бухты. Берег ровный, обрывистый. Кинет на него ветром суда, разобьются разом!
- Тогда - в море. Становиться носом на волну и штормоваться. Авось не такая сильная буря, пронесёт.
Дир кивнул головой, дал команду по флотилии держаться мористее.
Между тем ветер усиливался. Серые волны с белыми гребешками свирепо кидались на судно, с треском резали бруствер и скрывались за кормой. Судно клонило то в одну, то в другую сторону.
И вдруг всё переменилось. В небесах вой ветра сменился зловещим рёвом; одновременно сверкали десятки молний, гром слился в беспрерывный грохот, от него закладывало уши. Ливень встал сплошной водяной стеной, небо и море слились в единый крутящийся, воющий хаос. На борт бросались огромные, светло-зелёные, с пенистыми гребешками волны, от солёной пыли стало невозможно дышать. Ходили по морю огромные водяные холмы; когда судно опускалось с одного из них и носом зарывалось в кипящую воду, казалось, что следующий вал накроет и проглотит жалкую посудину. Раздавался грохот, судно вздрагивало, со свистом летела масса брызг, вдоль борта с пеной и барашками стремительно неслась очередная волна, а судно медленно взбиралось на новый водяной холм.
- Вали мачту-у-у! - прокричал Дагуз. Теперь слушались только его, даже Дир беспрекословно выполнял все распоряжения.
Мачту выбросили за борт.
- Все на весла! По четверо-шестеро! Остальные - черпать воду! И живее, иначе затопит! Князь и Поветка, за мной на кормовое весло!
Сколько продолжалось это буйство стихии, никто не знал. Наконец ветер стал стихать, унеслись тучи, выглянуло солнце, море смирилось; только ходили пологие волны, раскачивая судно. Все сидели, обессиленные и опустошённые.
Дир поднялся на нос судна, огляделся. Море было пусто. Нигде не видно было ни одной ладьи. Флотилия перестала существовать. Его флотилия, его войско погибли. Бог Перун отказал в защите.
Дир сел и, схватившись за голову, стал раскачиваться из стороны в сторону в такт волн.
- Глядите! - крикнул один из воинов.
Все посмотрели туда, куда он указывал рукой. Из-за крутого берега выплывала триера с хищным носом-тараном, за ней вторая, третья. Уйти от них было невозможно, это понимали все и поэтому молча наблюдали за приближением византийских военных кораблей.
С передней триеры бросили в судно канат с крюком, что-то прокричали. Без слов было понятно: их брали на буксир.
Они плыли в окружении триер, стремительно двигавшихся усилиями нескольких десятков весел, размеренно ударявшихся о воду под звуки ритмической песни. Вошли в залив Золотой Рог. По гладкой поверхности в разных направлениях двигались плоскодонные суда и барки; часть из них причаливала к пристани и разгружалась, другие уходили в Босфор, в море. От Золотого Рога вверх убегали переулки и дома, купола храмов и монастырей, и над всем этим господствовал храм Святой Софии, необъятно мощный, устремляя ввысь свой золотой крест.
Пленников высадили на пристани и повели по кривым улочкам Царьграда. В одном из невзрачных кирпичных зданий была отомкнута решетчатая железная дверь. Они спустились по каменным ступенькам и через другие решетчатые двери вошли в темницу. Дверь захлопнулась, на неё был наброшен замок, а рядом выставлены два воина с железными копьями.
XII