Асимметричный ответ

Шлиман согласился, пусть и не сразу. Сначала он пожелал увидеть то, что я хотел продемонстрировать ему на полигоне. Увидел. И загрустил. Он, конечно, старался не показывать своих эмоций, но взрыв двухтонного боеприпаса объемного взрыва не может оставить равнодушным офицера, знающего реалии текущей войны.

Фотографии того, что осталось от армейских и корпусных складов первой танковой армии фон Клейста, дополнили картину, и Шлиман принял мое предложение. Хотя бы для того, чтобы иметь возможность рассказать своему руководству об увиденном. Да и гостеприимство следователей товарища Берии, я полагаю, ему уже изрядно надоело.

На аэродром мы прибыли ночью. Подвешивать под фюзеляж тысячекилограммовую бомбу пришлось уже после нашей посадки в самолет – я не хотел показывать Шлиману, что его доставка к Гёпнеру не является моей единственной целью.

В кабине «пешки» не так много места, и нам пришлось изрядно потесниться, но лететь нам предстояло не слишком далеко, так что можно было и потерпеть. Шлиман внимательно слушал, как я даю указания пилоту, стараясь не пропустить ни слова. Даже в этих обстоятельствах он оставался разведчиком и стремился выжать из ночного полета максимум информации, которая в дальнейшем может пригодиться его службе.

Меня поведение майора немного успокоило. Честно говоря, я опасался, что он попробует выкинуть какой-нибудь фокус либо в полете, либо непосредственно перед прыжком с парашютом. Понятно, что это практически равнозначно самоубийству, но мало ли… Теперь же, когда я понял, что Шлиман старается собрать дополнительные сведения обо мне, я почти перестал опасаться глупостей с его стороны, ведь полученную информацию нужно донести до своих, а мертвым это сделать довольно сложно.

– Готовьтесь, господин майор. Через пару минут будем над точкой высадки, – предупредил я Шлимана.

– Я готов, – спокойно ответил немец. – И все же, герр генерал-майор, почему именно Гёпнер?

– Вы сами все поймете в свое время, я в этом ни секунды не сомневаюсь. Поднимайтесь, господин майор. Пора.

Морозный ветер ворвался в кабину, и через несколько секунд ночь безмолвно поглотила майора Шлимана. Я внимательно проследил за тем, как раскрылся парашют, и как один из моих самых опасных врагов благополучно опустился на заснеженное поле. Картой, фонарем и компасом я его снабдил, так что заблудиться опытному сотруднику Абвера явно не грозило.

– Четырнадцать градусов вправо. Набрать высоту шесть тысяч, – приказал я пилоту и переключился на вид с обриты. Вокруг на многие десятки километров не наблюдалось ничего угрожающего. Немногочисленные уцелевшие средства ПВО группы армий «Центр» молчали, экономя боеприпасы. В полутора сотнях километров к западу крались два транспортных «юнкерса», один из которых почти неизбежно должен был нарваться на мобильный прожекторный пост и тройку Ил-2, изображавших из себя ночные истребители. Сейчас мне было не до них, и я переключился на главную цель. Штаб генерал-полковника Гота находился в десяти километрах прямо по курсу. Ну, почти.

– Полградуса влево… Еще немного… Стоп! Так держать. Готовность десять секунд…. Сброс!

* * *

Лена полетела в Ленинград вместе со мной.

– Знаешь, генерал-майор, – двусмысленно усмехнулся Судоплатов, сообщая мне об этом решении, – всем нам будет куда спокойнее, если лейтенант госбезопасности Серова будет рядом с тобой в качестве представителя НКВД. Звание у нее для такого дела, конечно, невысокое, но звезда Героя этот недостаток в известной степени компенсирует. Я, конечно, подполковника Лебедева должным образом проинструктировал, с занесением, так сказать, но кто его знает, вдруг опять вместе с Серовой куда-нибудь встрянет… Так что лучше пусть она с тобой отправляется.

Новое звание и Золотую Звезду в комплекте с орденом Ленина Лене дали за Клейста. Как-никак, лично уничтожить командующего танковой армией противника получается не у всех и не всегда. Что ж, решению Берии, озвученному мне Судоплатовым, я был только рад. Так мне действительно стало гораздо спокойнее.

* * *

Владимир Филиппович Трибуц многое успел повидать за эту войну, и прекрасно знал на что способны немцы. Он руководил печально знаменитым Таллинским переходом Балтийского флота, в котором было потеряно девятнадцать боевых кораблей, сорок три транспортных и вспомогательных судна и погибло пятнадцать тысяч моряков, бойцов РККА и гражданских лиц. Трибуц командовал эвакуацией военно-морской базы Ханко и весьма деятельно участвовал в организации обороны Ленинграда. Случались в его карьере и серьезные ошибки, и несомненные успехи, так что личностью вице-адмирал был неоднозначной, но театр боевых действий знал отлично и в данный момент явно находился на своем месте.

Трибуц слушал меня внимательно и не перебивая, но взгляд его выражал недоверие. Меня это не удивляло. Моряки, как правило, сильно не одобряют, когда в их дела суют нос сухопутные крысы, и уж тем более, когда они пытаются навязывать им свои планы.