Арысь-поле

Собаки, отстав, вернулись в деревню, и к забору Лена подошла в одиночестве; остановилась перед символической калиткой; опустила голову, собираясь с мыслями, и потом решительно ступила во двор. В этот момент из сарая донеслось разноголосое блеяние и мычание.

— Сейчас я вас выпущу, — она вытащила засов, и животные, тесня друг друга, вырвались на свободу, — прочь!.. Прочь!.. — Лена замахала руками, и они понеслись к выходу; подняла взгляд к неподвижному ворону, — а ты сиди!

Ворон моргнул и отвернулся.

— А ты, чего стоишь? — Лена заглянула в темноту сарая, — иди отсюда! Давай, тварь!

Выполняя приказ, на свет медленно вышла корова-альбинос. Остановилась, широко расставив ноги, вроде, сопротивляясь какой-то силе; мышцы животного напряглись, хвост помахивал, как у собаки, голова с длинными острыми рогами воинственно наклонилась.

— Но-но! — Лена погрозила животному пальцем, и вдруг весело рассмеявшись, крикнула, — а ну, пошла вон, уродина! Видали мы этих волшебных быков Сварога!..

Корова вздрогнула, и не поднимая головы, поплелась вслед за разбегавшимися овцами. Когда двор опустел, Лена подошла к одному из идолов.

— Что, старикашка Хорс? — положила руку ему на голову, — где же твои солнечные рога? Дал их поносить той глупой корове или тебе их пообломали?.. А как ты хотел, старый булыжник? — она пнула идола ногой, — ничего ты не знаешь, и твой глупый волхв ничего не знает, — на второго идола она даже не взглянула — видимо, разговор с камнем стал ей неинтересен.

Поднялась на крыльцо и осторожно открыла дверь, но не успела перешагнуть порог, как из угла донеслось шипение, и непонятное существо, которое волхв называл «ужиком», стало раздуваться, обретая устрашающий вид.

— Ах ты, мерзкая химера, — усмехнулась Лена безо всякого страха, — ты кому решил перечить, урод?.. И как это волхв держит тебя в «солнечном доме Хорса»?.. Шкура ты продажная…

Ужик надувался; с его покрытой бородавками пасти капала пена, глаза мутнели, наливаясь зеленой кровью…

— Хорошо же, — не сводя взгляда с монстра, Лена сняла с шеи кожаный шнурок; развязала его, — это, знаешь, что такое? — провела пальцами по узелкам, совсем как делал волхв, читая священную книгу, — мерзкое животное, по-хорошему прошу — вернись в свою сущность и исчезни!

Но вместо этого ужик двинулся вперед, неуклюже переставляя лапы и стуча когтями. Он рос и его мощь становилась все реальнее; тогда губы Лены сжались в тонкую складку, глаза наполнились тем самым черным туманом, который так испугал Юлю; она уверенно надела на шею монстра кожаный шнурок и резко дернув за концы, произнесла:

— Вернись во прах!

И произошло неожиданное — голова ужика отлетела в сторону, а из его разорванной шеи хлынула непонятная зеленоватая жидкость, которая испарялась, вскипая мутными пузырями; тело при этом сжималось, превращаясь в грязную тряпку. Через пять минут на полу остался только лоскут размером с носовой платок.

— Прости, конечно, но иначе б я не смогла пройти, — Лена брезгливо отшвырнула его ногой, — а я хочу понять, насколько много известно этому волхву. Не может он знать больше меня! — склонила голову, выдерживая паузу — возможно за это время она получила какой-то знак, потому что быстро вернула на шею еще влажное, то ли оружие, то ли украшение, и прошла в комнату.

Создавалось впечатление, что вел ее неведомый «гид» — так уверенно Лена открыла шкаф и вытащила берестяной короб; со знанием дела, собрала рамку, развесила веревки с узелками и принялась сосредоточенно изучать их.

Наконец лицо ее расплылось в довольной улыбке.

— И это все, на что ты способен? А мне говорили, что ты самый великий из оставшихся волхвов. Вот, скажи, зачем тебе испрашивать волю богов? Они сами покажут ее; ту волю, о которой попрошу я!.. И ты ничего не изменишь, вот, что главное.

Она небрежно смахнула на пол рамку и перевернув короб, вытряхнула куски бересты с неровными строчками рун, какие-то камешки и прочую ерунду, которая вполне могла являться игрушками деревенского мальчишки; расшвыряла ногой все это «богатство».

— Кому ты нужен, дешевый прорицатель, если ни боги, ни люди не слушают тебя, а ты сам ни на что не способен?.. — выйдя на крыльцо, Лена взглянула на небо.

Облака еще не превратились в тучи, но их молочная белизна, тускло просвечиваемая солнцем, уже скрыла небосвод, как купол парашюта, готовый опуститься не только на Волховку, но и на весь сопредельный мир. Дождевые капли, которыми неминуемо должно было разразиться это белое полотнище, пока еще, видимо, не долетали до земли, испаряясь на лету, и превращаясь в преждевременную радугу.

— Спасибо, сестра, — и будто в ответ, на Ленино лицо упали две дождинки. Она размазала их по щекам, блаженно улыбаясь, — я люблю тебя, сестра Мокошь.

Спустившись с крыльца, Лена оглянулась на ворона.

— Все, катись отсюда, если можешь!

Птица с трудом взмахнула крыльями, поднялась над крышей, но с криком рухнула к Лениным ногам. Из раскрытого клюва вытекла капелька крови.