Арысь-поле

— Но дом-то, действительно, стоит столько лет…

— Лес был хороший — сухой, да смоленый, небось…

— …а портрет бабка нарисовала, как с фотографии?

— Портрет, да. Но, знаешь, по законам генетики внешность как раз в третьем поколении и проявляется, так что, похоже, твоя девочка — внучка той Насти. Кстати!.. Пока бабка рассказывала свои ужастики, мне пришла идея, как беседовать с Чугайновыми.

— И как?

— Очень просто. Поехали, сейчас объясню, — Слава уселся в машину, — значит, пересказываем им сегодняшнюю байку, делая упор на то, что их, якобы, предок был очень богат, а богатство свое зарыл в гробу приемной дочери, ибо жизнь ему стала не мила. Мы, типа, знаем это доподлинно, но мы ж не «черные копатели», поэтому, чтоб разрыть могилу, хотим получить согласие родственников, и все такое. Как? Ты б клюнул?

— Лично я б не клюнул. Получив информацию, зачем мне сознаваться, что я родственник? Чтоб потом делиться кладом? Лучше самому втихаря рвануть на хутор…

— … и пусть там копаются — все равно ничего не найдут. Зато нам откроют, будут с нами разговаривать, а мы посмотрим на реакцию. Если не прорежет — мы ж ничего не теряем.

— Ну, это да…

Джип уже катился по берегу. Вокруг по-прежнему было безлюдно; оставшиеся дрова так же лежали ровной кучкой, а под дубом валялась незамеченная никем пустая бутылка. Слава закрыл машину, и даже не искупавшись, они двинулись к срубу, черневшему на фоне неба.

— Я б не сказал, что жилище в подобающем состоянии, — заметил Слава, разглядывая дом, — видать, папа уже перестал ждать блудную дочь.

Они прошли дыры в заборе (примятая трава за прошедший день поднялась, и новых следов видно не было). Раздвинув ветви, Слава остановился — среди густого подлеска, действительно, стояли два памятника.

— Оцени-ка!

Вадим прищурился, вглядываясь в портрет За долгие годы он, естественно, выцвел, и волосы девушки едва отличались от серого фона, но овал лица, и, особенно, глаза!.. Это ее глаза!.. Хотя на старой фотографии они не могли быть зелеными, но странное выражение, готовое измениться в любую секунду…

— Жаль, что и здесь нет портрета, да? — Слава подошел ко второму памятнику, — может, узнали б кого из ныне здравствующих мужиков Чугайновых.

— Его уже некому было делать, да и незачем.

— Это да. Короче, ты согласен — на фото ее родственница, — подвел итог Слава, — думаю, нигде та Настя не сгинула, а смоталась в город. Потом революция, и закружило ее — может, даже в комсомол вступила (тем более, раз в бога не верила), начала социализм строить. И зачем ей, спрашивается, связь с отцом, который, во-первых, ей и не отец вовсе, а, во-вторых, по тогдашним меркам, фактически «враг народа». На фига ж карьеру ломать? А теперь, в век свободы и демократии, ее внучка или правнучка решила вместе с подружкой посетить историческую родину. Логично?

— Логично, — согласился Вадим, — но ты забываешь, что здесь был еще и третий. Ну, тот, кто их фотографировал.

— Значит, было две подружки. Или подружка и друг. И что?

— Ничего, но странный какой-то друг тире подружка. Если б передо мной разделись такие девочки, я б всю пленку отщелкал, а тут всего один снимок.

— Ты хочешь сказать, что фотограф, случайный прохожий?

— Типа, того. Увидел, щелкнул и убегая, потерял аппарат.

— В таком случае, линию фотографа можно просто закрывать — случайного прохожего мы не найдем никогда.

— Да, но, с другой стороны, тогда непонятно, как аппарат оказался под крыльцом. Они что, нашли его и снова выбросили?..

— Они его снова потеряли — на нем же ремешок оборван.

— Ладно, черт с ним, с фотографом, — Слава махнул рукой, — пойдем в дом заглянем — по любому, все ниточки туда тянутся.

Через дыру они проникли во двор, и Слава, шедший первым, ступил на крыльцо. Ступенька предостерегающе затрещала, но не сломалась, и добравшись до дверного проема, он заглянул внутрь, — просторно. Иди сюда, не бойся.

— Да как-то и не боюсь, — Вадим тоже поднялся, держась на стену, и остановился рядом со Славой.

Сеней, как таковых, строители не предусмотрели, поэтому прямо с порога открывалась довольно большая комната, но вся она оказалась завалена гнилыми балками, досками и какой-то грязной массой, насыпавшейся при обрушении крыши; еще на полу лежал толстый слой неизвестно откуда взявшейся земли.

— Свежих следов нет. Похоже, сюда девочки не заходили.

— Поэтому, я думаю, и нам дальше идти не стоит. Доски гнилые, а если внизу подвал?.. Улетишь — ноги переломаешь. Давай лучше, повнимательней посмотрим снаружи, тем более, в окна там всю начинку тоже видно, — Слава спрыгнул на землю, чтоб еще раз не испытывать сомнительную прочность ступенек.

Участок зарос бурьяном, высоким и жестким, как маленькие деревья. Какие-то плоды с острыми, загнутыми колючками цеплялись за одежду, царапали руки.

— Как все запущено… — очень к месту вставил модную шутку Вадим. Он шел чуть сзади, внимательно глядя под ноги, но ничего ценного так и не попалось. В одно из окон, правда, удалось разглядеть ржавую кровать с черной однородной массой, в свое время, видимо, бывшей постелью, и все.