Арысь-поле

Распахнув незапертую калитку, они подошли к дому. На пороге стояло две пары калош, исчезнувших с прилавков магазинов лет сорок назад, и таз, из которого воняло гнилыми овощами. Вадим осторожно постучал, но никто не ответил, и он приоткрыл дверь. Изнутри пахнуло специфическим кисловатым духом, присущим только деревенским избам (он помнил его со времен институтских «колхозов»).

— Анна Никифоровна! Вы дома?..

— Кто там? — послышался старческий голос, — проходите!

Миновав сени, гости оказались в комнате, где на диване сидела сухонькая старушка с ввалившимися щеками. Увидев незнакомых, одетых по-городскому мужчин, она быстро перекрестилась и спросила испуганно:

— Вы кто? Чего вам надо?

— Успокойтесь, — Слава, оказавшийся чуть впереди, улыбнулся, — мы хотим поговорить с вами, порасспросить…

— О чем же это? — хозяйка подозрительно прищурилась, — скотины у меня нет. Тут уже приезжали коровенок скупать. (Вадим со Славой переглянулись — значит, бизнес добрался и до этой глуши). Утей могу продать — у меня их с полсотни…

— Мы ничего не покупаем, — мягко перебил Вадим.

— Частушки, что ли собираете?.. И такие тоже приезжали. Но вы-то для студентов староваты…

— Можно мы пройдем?

— Проходите, коли зашли, — поведение гостей не внушало опасений, и хозяйка успокоилась.

— Анна Никифоровна… — Вадим выдвинул один из двух имевшихся стульев на середину комнаты, и сел. «Легенду» они не разработали, поэтому приходилось импровизировать по ходу дела, — места у вас красивые.

— Красивые, — согласилась хозяйка, — и что? Домик решили прикупить? Думаете, если мне восемьдесят восемь лет, то не соображаю ничего, и меня можно запросто выгнать? Нет, ребятушки, ступайте своей дорогой.

— Ну, что вы, Анна Никифоровна, — Вадим улыбнулся, — мы не о вашем доме.

— А о чьем? — хозяйка явно заинтересовалась, — тут Тимофевну сын к себе зовет. Она продаст.

Слава понял, что хозяйка сама подсказала прекрасную тему.

— Деревня от реки далековато, — сказал он, — а мы, вот, видели прямо на берегу сруб в весьма приличном состоянии, только крыша рухнула. Чей он?

— Чугайновский хутор, что ли?.. Вот это, ребятушки, вы удумали! Избави вас бог!.. Там никто жить не отважится.

— Почему? Место хорошее. Если подремонтировать, да облагородить, получится, типа, турбаза «Деревенская изба». Чтоб, значит, и за водой сходить, и дрова самому наколоть — знаете, городские сейчас настолько изнеженные, что их тянет к подобной экзотике, — Славе самому понравилась идея, поэтому говорил он увлеченно и убедительно.

— Бросьте вы эту затею, — хозяйка насупила брови, — дурное это место. Гиблое.

— Почему?.. Может, предание какое существует? Так вы расскажите, это ж еще интереснее — сейчас ведь фольклор в моде. В Англии, к примеру, замок с привидениями в три раза дороже стоит, чем без привидений.

— Насчет, привидений, не знаю — врать не буду… — хозяйка задумалась, — только больно много жизней попортил тот хутор.

— Расскажите — может, мы и передумаем.

— Лучше б передумали… Значит, построил тот хутор человек по фамилии Чугайнов. Давно это было. Я только родилась еще. Говорили, будто из купцов он. Только мне кажется, никакой он был не купец, а тать самый настоящий.

— Кто? — не понял Слава.

— Тать. Ну, разбойник, что ли. На дороге промышлял. Раньше-то через наше село езжий тракт проходил, потому как мост был рядом. В гражданскую белые сожгли его, а новый большевики ближе к райцентру построили, и захирело село. А в старые времена много люду здесь ездило. Так вот, у Чугайного того всегда откуда-то и товар брался, и подводы с лошадьми. Не знаю, но тать он был, и все тут. Полиция сколько раз к нему приезжала, а ему хоть бы что. По двору их поводит, сараи, да амбары пооткрывает, ничего они не найдут из того, что искали, и уезжают до другого раза.

Был у него сын, подельник евоный, и дочь. Девка статная; черноволосая, черноглазая, прям, цыганка. Хотя и было в кого — они с женой сами такие же были.

Богатства они много нажили — не знаю уж, правдами или неправдами, а однажды принес тать из лесу дитя, мало́е совсем. Девочку. Отца ее с матерью потом зарубленными нашли и обобранными до нитки. Думаю, пожалел он дитя, а, можа, кара божья ему в таком виде явилась. Только когда полиция в очередной раз наехала и хотела дитя-то забрать, начал этот «червячок» орать до посинения, как у татя с рук ее забирали. Плюнули полицейские и оставили девку ему, потому что имен тех зарубленных, никто не знал, и прав на нее никто не заявил. Дал он ей свою фамилия и назвал дочерью, хотя была она светловолосая, а глазищ таких в наших краях отродясь ни у кого не было — у наших они, вроде, круглые, а тут… прям, татарка какая, только зеленючие, как тина болотная.

Слава многозначительно глянул на Вадима, но промолчал.