Лена снова задумалась, исправила тонкую волнистую линию на прямую и жирную и взяла последнюю газету, датированную вчерашним числом. На первой странице помещалась большая фотография распластанного на асфальте тела. Короткий текст гласил, что благополучный отец двоих детей, работавший в одной из коммерческих структур, без всякой видимой причины выбросился из окна подъезда с восьмого этажа. Была также приведена фотография дома со стрелкой, указывавшей на конкретное окно.
Лена долго вглядывалась в снимок, словно стараясь разглядеть что-то за серыми стенами, но, видимо, ничего не обнаружила и поставила вопросительный знак. Потом ее заинтересовали еще две заметки. В одной говорилось об автомобильной катастрофе, когда иномарка, следовавшая в ночное время по набережной в направлении центра, потеряв управление, врезалась в столб. Водитель и пассажирка погибли, не приходя в сознание. Вторую заметку она отыскала на последней странице, где обычно печатается прогноз погоды. В ней говорилось о том, что шквалистый ветер, возникший из-за разницы температур между раскаленным воздухом над поверхностью земли и холодными верхними слоями атмосферы, повалил несколько деревьев и разрушил аттракционы в городском парке. Природный катаклизм случился вечером, поэтому пострадавших, к счастью, не оказалось.
Вздохнув, Лена достала сигарету. Мысли в голове крутились самые разные — как газетные заметки. Наконец докурив, она стала переодеваться в джинсы и короткую майку без рукавов, не слишком подходившую к ее новой внешности.
— Хоть глянешь, как я живу, а то вечно у тебя толчемся, — Аня открыла дверь.
Катя поставила пакет, в котором лежала бутылка вина, два яблока, два банана и пластинки плавленого сыра — согласно рекламе, именно таким питаются снежные люди и инопланетяне.
— Проходи, — Аня включила свет, — мебель хозяйская — похоже, та, что не влезла на дачу, но жить можно.
Комнату делил пополам громоздкий шкаф. В одной половине находился Анин диван, в другой — кровать с панцирной сеткой и облезлыми грядушками — это было соседское «царство», но в данный момент Ане принадлежало все, включая старый, еще советский цветной телевизор.
— А музыки никакой нет? — спросила Катя.
— Не, хочешь, «ящик» вруби, но там только две программы.
— Да ну его. Было б кабельное, тогда еще можно.
— За кабельное платить надо, — Аня отнесла пакет на кухню и вернулась, — что будем делать?
— Анька, слушай, как думаешь, Вадим позвонит?
Ане совершенно не хотелось возвращаться к этой теме. Она уже решила плыть по течению и тупо наблюдать, что из всего этого получится.
— Пойдем лучше, покурим, — она достала сигареты, — откуда я знаю, позвонит он или нет?
— А тебе б хотелось, чтоб позвонил?
— Кать, отстань. Откуда я знаю, чего б мне хотелось?.. — и добавила, секунду подумав, — не, конечно, хотелось бы. Что я, совсем дура, что ли?..
В это время лампочка несколько раз мигнула и погасла.
— Блин, класс!
— У нас это постоянно, — Аня махнула рукой, — Вовка из двенадцатой сказал, что дом старый, а сейчас все технику накупили, и проводка не выдерживает. Через пару часов сделают.
— И что мы, в темноте будем сидеть? А давай сходим… — азартно начала Катя, и вдруг вздохнула, — я ж забыла, тебе уходить нельзя, — но Ане послышалось в ее голосе ехидство.
— Ну, пошли, пошли! — она резко направилась к двери.
— Ань, ну, я же шучу! Слушай, а свечки у тебя есть?
— Есть, конечно.
— Зажигай! — Катя достала вино, — классно будет, да?..
Когда над столом вспыхнули два желтоватых огонька, объем кухни совсем сократился, сделав ее намного уютнее, а на стенах возникли совсем не страшные тени.
— Анька, ты умеешь гадать? Говорят, надо куда-то капать воск, и что-то должно получаться.
— Не умею.
— Жалко. Я тоже, — Катя поставила одну свечу прямо перед собой и уставилась на огонь, вытянув шею; смотрела долго и не мигая; потом поднесла руку к пламени — желтоватый язычок отклонился, тем не менее, успев ласково коснуться ладони.
— Кать, неужто тебе не больно?
— Даже приятно. Вроде, щекочет кто-то…
— Ну, ты даешь!
— Слушай, — Катя убрала руку, — как думаешь, ведь это, наверное, не просто так; наверное, для чего-то нам это дано, а мы не знаем, что с ним делать… Может, мне в пожарники пойти, а тебе в спасатели, на лодочную станцию?
— Ага, — Аня прыснула от смеха, — я лучше буду рыбачкой — помнишь, как ко мне рыба клеилась?
— Я серьезно, дурочка.
— А серьезно, это надо у Лены спросить… или у Насти.
— Да, сегодня я эту Настю упустила… Я ж пока соображала, чего б еще спросить, она и ушла; ни здрасьте, ни до свидания — тупо встала и порулила. И народу, вроде, не было, а она как испарилась.
— Странно все это. А как думаешь, она злая или добрая?
— Настя? Фиг ее знает. Я ж говорю, она какая-то никакая.
— Кать, так не бывает. Это я никакая, ты никакая — мы получились такими; то есть, папа трахнул маму, и ничего с этим не сделаешь. А она-то… она должна ж явиться
— А она никуда не являлась — ее Лена сюда дернула.