Артем Гармаш

Через два-три дня после того, как немцы заняли Славгород, приехал и он, Вовка, в город с управляющим. Цел и невредим. И даже, на удивление всем домочадцам, которым Влас еще тогда, в январе, подробно рассказывал об отчаянном настроении барчука во время его неосторожной вылазки в имение из своего убежища, не имел вида человека, испытывавшего на протяжении двух месяцев тяжелые лишения. В связи с этим генерал даже упрекнул Власа за то, что тот в свое время сгустил краски. И Влас вынужден был обратиться за поддержкой к самому же Вовке, чтобы защитить свое доброе имя и не стать лжецом перед генералом. При всех домочадцах, на этот раз пренебрегая всякой осторожностью, — в январе об этом факте сообщил только генералу наедине, — спросил паныча, зажила ли рука, что тогда пытался перерезать вену. И Вовке ничего больше не оставалось, как рассказать о страшных первых двух неделях в школе. Вот тогда и расшатались вконец нервочки. Особенно жутко было после той самой вылазки, потому что на следующий же день встревоженная учительница сказала ему об аресте Власа. С тех пор и сидел две недели как на пороховой бочке: выдаст или не выдаст? Днем в ее комнате взаперти, а ночью, после того, как просвитяне расходились после спевки или репетиции, — в классе. Бывало, всю ночь не приляжет на свою раскладушку. Как обреченный, просидит в темноте на парте «на Камчатке», прислушиваясь к каждому шороху. Неизвестно, до чего бы дошло, какую неврастению, а может, и того похуже нажил бы себе, если бы та же учительница не нашла выход. Как раз в то время она крутила роман с председателем «Просвиты». Простой деревенский парень, правда, парень бравый. На что уж Теличка, начальник милиции, и то заискивал перед ним, набивался в приятели. Вот с этим парнем учительница и познакомила его. С тех пор и началась для Вовки не жизнь, а масленица. В первый же вечер, после ужина втроем — и по рюмке выпили по случаю знакомства — как упал на свою раскладушку, так утром учительница едва разбудила, чуть школьники не застукали в классе. Так и пошло дальше: отсыпался за прошлые бессонные ночи. Только и просыпался, чтобы поесть. Ну, и, конечно, поправился. А в здоровом теле — здоровый дух, — перешел на шутливый тон Вовка. Еще недавно разве выдержали бы нервы такое испытание, как неожиданная встреча с Теличкой! Выдержали, даже без особого напряжения.

На этом Влас прервал рассказ и попросил закурить. Потом уж и цигарку свернул, а все молчал, пока Артем не вернул его к рассказу, спросив, где же они встретились.

Да там же, в школе. После спевки или репетиции входит учительница в комнату и ведет своего полюбовника, а с ним и Теличку. Екнуло сердце, но не успел, мол, даже испугаться. Не дал Антошка: едва не бросился обниматься. «Как же вам, Вова, живется здесь? С каких пор уже хотел проведать, да остерегался, чтобы как-нибудь не открылось». А знал, дескать, с самого начала от Диденко, что он здесь скрывается. «Так почему же ты Власа арестовал?» — «Вынужден был. После того как Верка донесла и уже слух пошел по селу».

— Вот оно что! — вырвалось у Артема. — Стало быть, чтоб замести следы, не остановился даже…

— И ты попался на эту удочку, — не дал договорить Влас. — А я думал, что ты башковитее, хлопец. Брехня же все это. Ничего он не знал до последнего времени. Уже когда немцы к Днепру стали подходить, вот тогда и завертелся хитрый лис. Бежать с красными не имел, знать, намерения, но и оставаться не выпадало ему. Вот приятель тот самый, Грицько Саранчук, полюбовник учительницы, и пригодился ему: свел с барчуком. Ну, а барчук на радостях, а может, и со страху, чего только не насулил ему: что и перед немцами заступится, и отца уговорит. «Приказчиком хочешь — будешь приказчиком». И сдержал свое слово.

— А как же они потом в глаза тебе смотрели?

— А вот так и смотрели. Как с гуся вода! — ответил Влас. Помолчал немного и продолжал: — Ну, с барчука что взять — молод. А то ж и старый дал себя вокруг пальца обвести, поверил Теличке. А там уж напрямки дошел до того, что чуть ли не меня самого виноватым во всем признал.

— О, даже так?