Артем Гармаш

— Не только плакался, — отозвался Одуд, солдат из украинского запасного полка, — на наш полк капал. Напрямик заявил, что нет никакого смысла вооружать нас, чтобы не пришлось потом разоружать: большевики, мол, уже свили там гнездо.

— Нет, оружия они добром не отдадут, — заключил Федор Иванович.

— Так не добром. Я ж говорю — заставить.

— Легко сказать!

— Вот именно! — заговорил артиллерист. — Сказать легко, да вот беда — не под силу нам. Четыре сотни ведь их в эшелоне, а нас в дивизионе и двух нет. Нахрапом же — если раз удалось, то это не значит, что и в другой раз удастся.

— Как это «нахрапом»? — не поняла Мирослава.

— Да ведь мы его, атамана гайдамацкого, на пушку тогда взяли. Если бы не таким трусом оказался, ничего и не вышло бы. Сидел бы как миленький Кузнецов в комендатуре… Пороху нет!

Потеряв всякую надежду, Мирослава раздраженно пожала плечами и сказала артиллеристу едко, как будто он был виноват в этом:

— Пушки без пороха! Так чего же вы возитесь с этим железным ломом?

Артиллерист рассмеялся.

— Вы, товарищ, поняли меня слишком буквально. Порох для пушек у нас есть. Другого пороху нет. Видите, какое дело? Слов нет, грозное оружие артиллерия. Но только это оружие дальнего боя. Вы укажите нам цель за пять, за три версты — мокрое место от нее оставим. Да хоть и ближе — прямой наводкой будем бить. На крайний случай есть у нас и картечь, для самозащиты. Но это — когда на позиции стоим, а не на железнодорожной платформе, где и развернуться нельзя. Ну, а насчет рукопашной совсем слабо. У нас не все даже и вооружены. А те, что вооружены, — карабинами. Видите вот? — Он показал на свой карабин, который держал между колен. — Игрушка. Да еще без штыка.

— Артем в комитет заходил? — спросил Бондаренко.

— Да. Говорил с Тесленко. Ушел только что.

— Вот и ладно. Этот способ наиболее верный, — сказал Федор Иванович. — Конечно, на заседании мы будем добиваться решения Совета вернуть оружие саперному батальону. Но очень надеяться на это оснований нет. И нужно помнить, что главное — еще и еще раз показать народу их настоящее лицо, без маски…

— И давайте начинать, уже время, — сказала Мирослава. — Им-то не к спеху.

— Да, еще одно, — поднимаясь с места, обратился Бондаренко к Супрун. — Мы тут уже советовались. Как ты, Мирослава Наумовна, на это смотришь: чтоб раньше Кузнецов выступил, а ты уже потом?

— Я тоже думала об этом, — сказала Мирослава. — Само появление Кузнецова на трибуне очень для нас важно. Как-никак, а ведь это результат хоть маленькой, но первой нашей победы над гайдамаками.

— Ну, они это тоже учитывают.

— Интересно, какой они сегодня трюк выкинут? — спросил солдат Одуд.

— Сорвут заседание. Это как пить дать, — убежденно сказал Кузнецов. — Но тем более каждая минута дорога. Иди, Федор, поторопи.

Через несколько минут после того, как вышел Бондаренко из комнаты, послышался звонок, созывающий депутатов и публику в зал.

— Продолжаем работу, — когда стихло в зале, возвестил Гудзий. — Слово к порядку ведения собрания имеет депутат Кузин от фракции российских социал-демократов меньшевиков.

Из-за стола президиума встал кудрявый студент и поднялся на трибуну.

— Товарищи депутаты! Прежде всего напомню вам, что вызвало необходимость в перерыве заседания. Как вы помните, Диденко с этой трибуны огласил очень интересный документ о замышляемой большевиками акции в Харькове. Этот документ проливает свет и на события в нашем городе. И, как выразился Диденко, дает нам возможность вопрос, вынесенный фракцией большевиков на это заседание, «поставить с головы на ноги». Чтоб лучше разобраться в ситуации и обсудить создавшееся положение, мы и потребовали перерыва. Только большевики, как вы помните, были против. Еще бы! А впрочем… — Он сделал паузу и заговорил снова, отчеканивая каждое слово: — А впрочем, они использовали этот перерыв неплохо. С присущей им оперативностью — просто даже зависть берет! — они за эти полчаса успели немало. Воспользовавшись пребыванием на станции проходящего эшелона каких-то анархически настроенных солдат, они добились от атамана куреня полуботьковцев освобождения Кузнецова…

Оживление, шум, голоса в зале.

— …под угрозой насилия, — продолжал оратор. — И свидетель тому уездный комиссар Мандрыка, присутствующий сейчас в зале. Он был в салон-вагоне атамана, когда озверелая пьяная орава солдатни ворвалась в салон…

— Ох, и брехун же! — густым басом сказал кто-то в зале.

Невольно все взглянули в ту сторону.

— Но мало этого. Чтобы навязать нам решение, выгодное для них, большевики заручились и поддержкой этой солдатни тут, на заседании. Присутствие вооруженной солдатни из того эшелона в зале…

— Вот гад! Ты смотри: «солдатня», «пьяная орава»! — снова раздался тот же самый бас. — Это кто же — ты нас поил?

А тенорок добавил:

— Кровью нашей он напоил бы нас с охотой. «Война до победы»!

— Товарищи! К порядку! — постучал карандашом о графин Гудзий.