Артем Гармаш

— Ну, так как же, ребята, а? — шутя обратился Остап к детям. А они, не отрывая глаз, как завороженные, смотрели на отца и дядю Мусия.

Федюшка ничего не ответил, будто бы и не к нему речь. А Софийка чуть усмехнулась и пожала худенькими плечиками: мол, как знаете, батя, так и делайте.

— А правда, Остап, — вмешалась мать, — и зачем она тебе? Да в нашем роду никого и не было с бородой никогда.

— Все! — решительно сказал Мусий и не долго думая откромсал полбороды. Стриг теперь с явным удовольствием.

Остап взял с колен прядь бороды, долго мял в руке, наконец сказал задумчиво:

— А все-таки жаль. Такая борода — дорогая!

— Что и говорить! — согласился Мусий. — В городе, в паликмахерской, немалые деньги можно бы взять.

— Я не о деньгах. Не тем дорога. Может, если б не она, то и не сидел бы я сейчас с вами. А где-нибудь сгнил бы уж давно в братской могиле…

— И такое скажешь! — оборвала мать.

— А вы послушайте. Да ты, Мусий, подожди, дай рассказать! Было это в Славгороде, как забрали тогда меня летом в четырнадцатом, по первой мобилизации. Несколько месяцев муштровали нас в запасном батальоне. И случился мне сосед по нарам — до чего же разбитной человек! Сам городской, из извозчиков. Он-то меня и надоумил. Как-то в воскресенье ладимся с Карпом, это мой сосед слева, бриться, а он и говорит: «Ой, не брейтесь, хлопцы. Берите пример с меня». А у самого борода, как у купца, во всю грудь. «Я, говорит, еще до царского манифеста о войне, только в Сербии началось, и не стал уже бороду подстригать. Не так на бога теперь, как на нее вся моя надежда». Карпо засмеялся и ухом не повел. А я послушался разумного совета. И что же вы думаете? По его и вышло. Зимой отправили уже и нашу маршевую роту на фронт. В штабе корпуса стали разбивку делать — кого куда. Почти всех в пехоту. Как стадо овец, в тот же день и погнали на передовую. И Карпа тоже. А нас с Иваном, бородачей, да десяток какой артиллеристов оставили. В тяжелый артиллерийский дивизион попали позже, в ездовые. Вот так мы с ним всю войну и провоевали. В тылу почти. Словно три года даром отбатрачили. За одни харчи. А все же, слава богу, хоть живые остались. А Карпо… — И смолк на этом.

— А с Карпом что? — спросила мать.

— Убит, бедняга.

— Откуда ты знаешь? — не утерпел Мусий. — Может, и живой. Не все же и в пехоте…

— Да, не все. Но Карпо как раз… Сегодня в лесу с его отцом встретился. Из Лещиновки он. Еще в пятнадцатом году, говорит, под Барановичами. Двое детей-сирот осталось. Вот тебе и борода!

— Не в бороде дело! Такая судьба у человека! — философски заметил Мусий.

— А это уж как хочешь, так и понимай. Я тебе рассказал все как было, без вранья.

Наконец Мусий покончил с бородой. Остап встал, выпрямился во весь рост, снял с шеи платок.

— А ей-право, легче голове. Не так книзу гнет!

— Вы теперь, батя, на Кармелюка похожи, — сказал Кирилко.

— На какого Кармелюка?

— В хрестоматии. Разбойник такой.

— Это ты на отца так, бисов сын!

— Да нет, — поспешил мальчик, — он за народ был! У богачей отбирал, а бедным отдавал.

— Какой же это разбойник?! Эх ты, грамотей! Да ведь это ж самый правильный человек!

Он подошел к зеркальцу, вмазанному в стену, и стал разглядывать себя.

— Да! — сказал, проводя ладонью по колючему жнивью на подбородке. — Разбойник не разбойник…

— А что-то вроде этого, — закончил Мусий.

Кирилко, уже одетый, стоял наготове возле порога.

— А школу, стало быть, побоку, — сказала Катря. — В лесорубы уже записался!

— Да какая там школа теперь?! — оправдывался хлопец. — Докия Петровна больна. А Макар Иванович один на два класса. Все говорят — вот-вот новую учительницу пришлют. Запасную. Да все нет и нет. А нам уже надоело баловать.

— Гляди, какой сознательный народ пошел! — заметил Мусий. — «Надоело баловать»!

— А вы не балуйте! — повернувшись от зеркальца и беря шинель, сказал Остап. — Не маленькие. Дела себе не найдете? Пишите что-нибудь или стишки разучивайте. Пока Макар Иванович занят в другом классе. Хорошие же есть стишки. Хотя бы и этот. А интересно — не забыл еще? — Он так и застыл, сунув одну руку в рукав шинели, напряг память и наконец произнес по-русски, безбожно коверкая слова:

Што ты спишь, мужичок,
Ведь весна на дворе,
Все соседи твои
На работе давно.

— «Работают»! — со смехом поправил отца Кирилко.

— Пусть будет и так: «Работают»! Вот и разучивайте.

— Так это мы еще в прошлом году. А сейчас у нас новая хрестоматия — «Рідна мова». Не на русском уже.

— Не на русском? — удивился Остап. — А на каком же?

— На нашем, на украинском. Вот как мы дома разговариваем…

Остап недоверчиво обвел глазами всех в хате. Почему-то остановил взгляд на Орисе.

— Да, — подтвердила Орися. — Еще с осени на украинском. Докия Петровна и Макар Иванович сами вдвоем и хрестоматию составили. А Павло напечатать помог. Галаган из земства деньги дал.

— Помещик Галаган?

— Ну а какой же! Он ведь еще до революции за Украину был.

Остап задумался. Стал надевать шинель, туго подпоясался. А после, уже с шапкой в руке, сказал, обращаясь к Мусию: