Арсен Люпэн в тюрьме

Молчаливый и подозрительный, барон не решился доверить дело слугам, преданность которых отныне не казалась ему безупречной. Однако, впервые за несколько лет, его мучила потребность с кем-нибудь поговорить, посоветоваться. Оставленный на произвол судьбы местной полицией, не надеясь на собственные возможности, он был готов поспешить в Париж, чтобы молить о содействии когонибудь из отставных полицейских.

Прошло два дня. На третий, читая газеты, барон чуть не подскочил от радости. В «Пробуждении Кодбека» была напечатана следующая заметка:

«Мы счастливы объявить, что в нашем городе, тому скоро три недели, находится главный инспектор Ганимар, один из ветеранов Сюрте. Мсье Ганимар, которому арест Арсена Люпэна, его последнее достижение, обеспечило европейскую известность, отдыхает от долгих трудов, приманивая на свои крючок уклейку и пескаря».

Ганимар! Вот он, наконец, тот союзник, который требуется барону Кагорну! Кто еще, кроме терпеливого, хитроумного Ганимара, сумеет расстроить козни Люпэна?

Барон не стал медлить. Шесть километров отделяли замок от городка Кодбека. Он прошел их быстрым шагом человека, ведомого надеждой на спасение.

После нескольких бесплодных попыток узнать адрес главного инспектора, он направился к редакции «Пробуждения», находившейся на середине набережной. Нашел там сотрудника, готовившего заметку к печати и тот, подойдя к окну, воскликнул:

— Ганимар? Вы наверняка увидите его на берегу, с удочкой в руках. Там состоялось наше знакомство — я случайно увидел его имя, вырезанное на удилище. Вот он, тот низенький старичок, который виден там, под деревьями аллеи.

— В сюртуке и соломенной шляпе?

— Точно! Ах! Какой странный субъект, неразговорчивый и угрюмый!

Пять минут спустя барон подошел к знаменитому Ганимару, представился и попытался завязать разговор. Не добившись успеха, он взял быка за рога и откровенно изложил свое дело.

Тот выслушал в полной неподвижности, не теряя из виду рыбу, которую подстерегал, затем повернулся к нему, смерил его с ног до головы с выражением глубочайшей жалости, и произнес:

— Милостивый государь, людей, которых хотят ограбить, не принято предупреждать. Арсен Люпэн, в частности, не совершает подобных ошибок.

— И все-таки…

— Будь у меня малейшие сомнения, сударь, будьте уверены, удовольствие посадить снова в кутузку дражайшего Люпэна перевесило бы у меня любые иные соображения. К сожалению, однако, сей молодой человек находится за решеткой.

— Но если он сбежит?..

— Из тюрьмы Санте не убегают.

— Но он…

— Он — не более, чем другой.

— И все-таки…

— Отлично, если он сбежит, тем лучше, я его снова схвачу. Покамест же — спите сном младенца и перестаньте пугать уклейку, которая, кажется, собирается клюнуть на мой крючок.

Разговор был окончен. Барон возвратился домой, несколько успокоенный беспечностью Ганимара. Он проверил запоры, обнюхал слуг, и прошло еще сорок два часа, в течение которых ему почти удалось убедить себя, что страхи его беспочвенны. Нет, решительно нет, как сказал ему Ганимар; людей, которых хотят ограбить, об этом не предупреждают. ^ Назначенное число приближалось. Утром 27-го ничего особенного не случилось. Но в три часа дня позвонил какой-то малец.

Он доставил телеграмму.

«Вокзале Батиньоля никаких отправлений нет. Приготовьте все на завтра.

Арсен».

Барона опять снова охватило смятение. До такой степени, что он стал подумывать, не уступить ли настояниям Люпэна.

Он бросился в Кодбек. Ганимар удил рыбу на прежнем месте, сидя на складном стуле. Не говоря ни слова, барон протянул ему телеграмму.

— Ну и что? — произнес инспектор.

— Как ну и что? Ведь все случится завтра!

— Что именно?

— Кража со взломом! Разграбление моих коллекций!

Ганимар положил удочку, повернулся к нему и, скрестив руки на груди, нетерпеливо воскликнул:

— И Вы вообразили, что я займусь такой нелепой историей!

— Какое вознаграждение угодно Вам назначить за то, чтобы провести ночь с 27-го на 28-е в моем замке?

— Ни единого су, и не морочьте мне голову.

— Назначьте цену; я богат, я очень богат. Внезапность этого предложения, видимо, сбила с толку Ганимара, который продолжал уже спокойнее:

— Я здесь провожу отпуск и не вправе во что-либо встревать.

— Никто об этом не узнает. Обязуюсь, что бы ни случилось, хранить молчание.

— О! Ничего и не произойдет.

— Хорошо, предлагаю три тысячи франков. Достаточно? Инспектор принял понюшку табака, подумал и проронил:

— Согласен. Но должен объявить честно: деньги пропадут зазря.

— Меня это не тревожит.

— В таком случае… Наконец, в чем можно быть уверенным, имея дело с таким дьяволом, как Люпэн! В его подчинении может быть целая банда… Вы уверены в своих слугах?

— Как сказать…