А что теперь? Как сказал бухгалтер, все в тумане? Но, она жестко усмехнулась, в тумане легко заблудиться. Поэтому очень может быть, что желающие войти в ворота, которые она заказала в прошлом году настоящим кузнецам и в которые вплетены фигурки норок, получат от ворот поворот.
Ирина Андреевна посмотрела на часы, потом на микроскоп. Позвонить Дмитрию, сообщить, насколько быстро сбываются его предсказания?
Она потянулась к телефону, но отдернула руку. Нет. Так нельзя. Для того чтобы не вылететь из своей колеи, надо продолжать то, что делала. До прихода главного бухгалтера Ирина Андреевна готовилась к конференции биохимиков в Праге. Вот это на сегодня — главное.
Когда она вернулась домой, увидела возбужденное лицо дочери.
— Мама, меня пригласили на благотворительный вечер. Его устраивает фонд.
— У тебя есть что надеть? — заставила себя отключиться от дневных неприятностей Ирина Андреевна. — По-моему, ты забыла, как носят туфли на шпильке.
— Но я не забыла принципы, о которых твердила бабушка.
— Ты о каких? — Ирина Андреевна с любопытством посмотрела на дочь.
— Чем длиннее юбка, тем выше каблук. Обувь такого же тона, что и колготки. Легкие ткани требуют изящных туфель. Плотные — более массивных, — тараторила она как школьница.
— Ах, вот ты о чем. Я тоже все это хорошо помню.
— Я не только помню, но и подчиняюсь. Поэтому надену серый костюм в полоску и черные туфли на среднем каблуке.
— Годится, — похвалила мать. — Знаешь, в тебе что-то появилось от рыси, взгляд например.
— Хищный, да? — засмеялась Евгения.
— Ну… пока, к счастью, не слишком. Он может стать хищным, но мне бы не хотелось… Ты много работаешь, Евгения.
— И буду еще больше. Но в экспедиции, я думаю, сумею отдохнуть.
— Попробуй, — с сомнением в голосе сказала Ирина Андреевна.
Все хорошо, думала она, с людьми из фонда полезно иметь дело. Кто знает, если дочь не в силах простить Костю, не познакомится ли она с кем-то из этой сферы. Как случилось когда-то с ней…
Но Ирина Андреевна не хотела, чтобы такое произошло с Евгенией. Когда-то она любила человека, но он оставил ее. Потом она встретила вирусолога, чью фамилию носит теперь ее дочь. Он был сильный ученый, но как человек слабее ее. И это мучило его. Тогда Ирина Андреевна ничего не замечала, но лишь с годами все поняла. Иногда ей приходило в голову: не ввел ли он себе вакцину в отчаянии?…
Но в чем ее вина, если природа следом за ее матерью наделила Ирину избыточным количеством мужских гормонов? Отсюда — сила, независимость и так мало тепла, которое муж получал от нее. А он в нем так нуждался…
Пожалуй, думала Ирина Андреевна, им с мужем повезло. Если бы он не ушел так рано, они испортили бы жизнь друг другу. А так осталась прекрасная дочь и хорошие, добрые воспоминания.
Больше она уже не выходила замуж, чем порадовала Дмитрия Павловича. Он мог оставаться ее другом, ни у кого не вызывая ревности.
Хорошо, снова подумала Ирина Андреевна, что дочь уезжает, еще и потому, что слишком напряженными стали их отношения с Лилькой.
В общем-то, Лильку стоит поблагодарить. Если бы Евгения уехала с Костей сразу после университета, она не узнала бы и не сделала так много в науке. Не испытала бы удивительного чувства — ощущать свою власть над поведением своенравных животных. Заставить их желать не того, что велит природа, а то, что прикажет она.
24
— Вы хотите меня, Евгения. Я увидел это по вашим глазам, — он говорил, задвигая длинный металлический засов на двери. Она уже заметила, какой он длинный и толстый, этот засов, вероятно, рассчитанный на случай, когда в дом начнут рваться беглые из зоны или медведи-шатуны.
Евгения сидела за столом, на лавке, вжавшись в бревенчатую стену. Сердце колотилось, но не бешено, оно отстукивало удары так, словно вовсе не сердце, а набат, чьи редкие удары собирали всех окрест. Собирали, чтобы общими силами отразить что-то, угрожающее жизни или чести.
Жизни ее мало что угрожало, но чести… Да, именно чести.
Мужчина отошел от двери, встал посреди комнаты, медленно снял жилет, подбитый мехом бобра. Она смотрела, как он небрежно держит его рукой, а блестящий в свете керосиновой лампы мех касается деревянного пола.
Он проследил за ее взглядом.
— Чепуха, — бросил он жилет на пол. — Если вы захотите, Евгения, я брошу на пол все меха, которые я приготовил…
Теперь он расстегивал рубашку, медленно, пуговицу за пуговицей вызволяя из петель.
Она увидела густо заросшую грудь, волосы вспыхнули бледным золотом. Тугие мышцы, плоский живот с аккуратным пупком — сгусток затаившейся энергии.
— Я вижу, вам нравится… Это всем нравится. — Он засмеялся. — Но ни одна женщина не сумела выманить меня отсюда, из тайги.
Евгения молчала. Сейчас он не услышит ее. Он словно находился не здесь, люди, по разным причинам избравшие для себя уединение, не обходятся без чего-то, что позволяет им изменить сознание, расширить его с помощью разных препаратов. Она знала: в тайге таких растений целый ботанический сад.