Аромат обмана

На кухне сняла крышку с ведерка и отшатнулась. На нее таращились мордатые рыбки, а глаза… На самом деле трудно сказать, кто на кого смотрит. А пахло от них свежими огурцами.

Лилька хмыкнула.

— Слушай, а может, поджарим филе сома? Я видела у вас в морозильнике. Раз-два и готово.

— Не выйдет. Мы должны не просто оценивать и восторгаться, а участвовать. Бери нож для рыбы, я — второй, и начали!

На кухне освобождались от чешуи бычки, а в кабинете Ирины Андреевны — слова от шелухи.

— Не будем ходить вокруг да около, — начала она прямо. — Знаешь, я даже хотела позвать тебя прокатиться куда-нибудь, где можно говорить то, что думаешь.

— А в этих местах — трудно, да? — Он указал рукой на сад, в который открыто окно. — Что-то мешает?

— Мешает, — сказала она. — Боль. Как посмотрю и представлю, что может случиться, сердце заходится.

— Ну, знаешь ли, никогда не подозревал у тебя слабого сердца, Ирина, — Дмитрий Павлович хмыкнул. — Я всегда думал, что такое у твоего мужа. И не ошибся.

— Да, к сожалению, ты не ошибся. Мне его не хватает…

Дмитрий Павлович протянул руку и стиснул ее левую, на которой она носила обручальное кольцо.

— Не думай о своей потере — думай о том, что обретает ушедший.

Она поморщилась.

— Я не воцерквленный человек, ты знаешь, — напомнила она.

— Я тоже, но иногда завидую им. Так хорошо — все умеют объяснить, да так складно. А главное — утешительно. Могу ли я тебя чем-то успокоить?

— Только правдой. Скажи мне, наше опытное хозяйство привлекательно для какого-то денежного мешка?

Он расхохотался.

— Аппетит неутолим, если желудок раздут. Разумеется. Шубки из норки еще никто не отменял. Зеленые попытались, ничего не вышло. Это все равно, что взять и отменить бриллианты. Мол, при их добыче терзается тело Земли. Можешь представить себе такую картину? Нет. Я тоже. Даже если отменят самого алмазного короля Оппенгеймера — не знаю, какого по счету, бриллианты все равно будут в цене.

— Но как можно отнять у нас хозяйство? Ты знаешь варианты?

— Ты тоже их знаешь, — хмыкнул он. — Проще простого — банкротство, а потом аукцион. За ничто, поняла?

— Но у нас прибыль, у нас нет долгов…

— Нет — значит, сделают.

— Что? Долги?

— Ну да. Легко. Как юрист, могу предложить желающим варианты. — Ирина Андреевна молчала, а он спросил: — Ты что-то знаешь?

— Нет. Просто интуиция. Каждую ночь в половине третьего она будит меня. — Карцева усмехнулась. — Никогда прежде такого не случалось.

— В три часа ночи начинает говорить с человеком его печень, — серьезным голосом объяснил он. — Она всегда выказывает свое недовольство именно в этот час. А печень, да будет тебе известно, первой принимает любой удар на себя.

— Вот откуда старая фраза: «Печенкой чувствую». — Ирина Андреевна от удивления округлила глаза.

— Конечно. Люди давно про это знали, но как-то забыли, — он усмехнулся. — Понимаешь, твоя печень уже что-то знает, а мозги — еще нет.

— Для этого я и сижу тут с тобой. А не за столом. — Она повела носом. — По-моему, девчонки жарят твоих бычков.

— Какие девы, — восхищенно вздохнул Дмитрий Павлович. — Опа-асные. Твоя — для мужчин, а ее подруга — для всего человечества.

— Ты о чем? — Ирина Андреевна удивленно посмотрела на приятеля.

— Не понимаешь? Ну да, материнская болезнь. Не видят того, что выросло перед носом! Да эта дева на самом деле Лилит. Бр-р… Только не снись мне ночами, Лилит!..

— Брось дурачиться. Тебе она неопасна.

— Без намеков, дорогая подруга. Я знаю все свои особенности и недостатки. Я их не только принимаю, но и люблю. Мне не страшны ни женщины, ни мужчины. Но забавно наблюдать, когда на тебя делают стойку, как на дичь. Это при том, что ей хорошо известно: данный объект — чужая добыча.

Ирина Андреевна махнула рукой. Не хватает еще Лильку обсуждать, до того ли ей?

— Мама, Дмитрий Павлович, за стол! — в дверном проеме возникла Евгения и тут же исчезла.

Блюдо, которое называла бабушка аэродромом за необъятный размер, уже стояло на столе. Безголовые бычки выложены ромашкой.

— Роскошно, девы! — восторгался Дмитрий Павлович. — Никогда в жизни никто не обходился с моими бычками с такой высокохудожественной нежностью, — говорил он, разворачивая хрустящую салфетку и опуская ее на колени. — Но! — Он поднял указательный палец вверх. — Кости. Опять-таки рыбьими костями озабочены не только мы. Уже древние греки ввели обычай сервировать рыбу кусочком лимона. Почему? — Он обвел глазами каждую. — Они верили, что, если проглотишь косточку, лимонный сок ее растворит. Эти мудрые греки мудры во всем. Евгения, где лимон?

Евгения вскочила со стула и убежала на кухню. Она вернулась с нарезанными дольками на белой тарелочке.

— Лимон на самом деле греческий, — сказала она спокойно, хотя поймала настороженный Лилькин взгляд. — В нашем магазине продают.

— Спасибо. Теперь мы уверены в счастливом завтрашнем дне. Не будем кашлять…

Ели молча, Лилька старалась, как могла, управляться с ножом для рыбы и дурацкой вилкой. Опять эта изысканная сервировка, насмешливо думала она. И больше налегая на белое вино, которое привез Дмитрий Павлович, она начинала чувствовать себя увереннее.