Армагеддон был вчера

– Да вы… да ты… да я… – она задохнулась от возмущения и, не найдя подходящих уничижающих слов, просто махнула рукой крест-накрест, чтобы показать – какое он... ничто!

А он смотрел на неё с такой же наглой ухмылкой и щурился на один глаз:

– Напрасно вы так бурно реагируете. Нервничаете совершенно зря. Нет, я, конечно, понимаю, на то есть объективная причина – дымоход, половицы…

– Какой такой дымоход?! – она едва сдерживалась, чтобы не заорать – этот самец кого угодно доведёт до белого каления. – Какие к чертям собачьим половицы!? Вы что, смеётесь надо мной!?!

– Вот-вот! – он наставил на неё палец. Затем охотно пояснил. – Нервишки пошаливают. А всё от чего? Поясняю: этот раритет – я имею в виду очаг, – работает на дровах, что во время горения выделяют угарный газ. Кроме того, розовое масло – эфирно-масличный продукт, и при нагревании... Ну, это и так понятно. А поскольку дымоход не справляется со своими обязанностями – у вас должна жутко болеть голова. Да и глазки, я смотрю, покраснели и припухли. Оттого вы такая нервная и раздражительная.

– Это я-то!...

В это время дверь с грохотом распахнулась, и в келью ввалились, сопя и мешая друг другу, два беса-Стража. Один даже умудрился запнуться грязным копытом за порог, и брякнулся во весь рост, выронив алебарду. Зато второй, тот, что постарше, наставил на пришельца бердыш и заорал, дико вращая глазами:

– Ни с места! Стоять-бояться! Именем Того-Кто-Всегда-С-Нами… Всё так же ослепительно улыбаясь, пришелец шагнул к Стражу.

– Это что, настоящий адамант? – с любопытством потрогал он лезвие бердыша.

У Оливии отвисла челюсть.

– Что это ещё за панибратство! – возмутилась она.

Бес неуверенно переступил с ноги на ногу. Пришелец раздражённо поморщился:

– Ой, я вас умоляю – не орите, пожалуйста. У меня от женских воплей сразу портится настроение. Не видите – мужчины разговаривают… Ну так как? – он вновь повернулся к Стражу, проверил ногтем остроту лезвия, уважительно покачал головой: – А заточка-то какова! Либо адамант, либо бекбулат. Но на деньги я бы не поспорил...

– Да нет, – смущённо крякнул Страж и почесал голову меж рогов. – Обыкновенный мифрил. Адамантовое оружие только у Самого…

Второй Страж поднялся с полу, тяжело сопя и отпыхиваясь. С сомнением потрогал лезвие своей алебарды.

– И у меня мифрил, – сообщил он.

– Вы… вы что творите!? – не выдержала Оливия. – Не смейте с ним разговаривать!...

Пришелец деланно застонал, закатил глаза и демонстративно досчитал вслух до десяти, нарочито шевеля губами.

– Нет, это просто форменное безобразие, – обратился он к Стражам. – Она даже не знает моего имени, а ведёт себя так, словно любимая жена…

Стражи понимающе переглянулись и гнусно осклабились. Ну это уж слишком!

– Вон! – завизжала Оливия. – Все вон отсюда!

Для большей выразительности она топнула ножкой и указала пальцем на дверь.

Мужчина деланно вздохнул и совершенно естественно угостил бесов сигаретой.

– Пошли, ребята, – обнял он Стражей за волосатые плечи. – Нас здесь не уважают. Да и что с них взять – бабы, они и в Преисподней бабы… Это мне ещё дед рассказывал… А у вас тут есть кружало или ещё какое-нибудь питейное заведение? Я угощаю!

Они вышли в обнимку, криво ухмыляясь и подмигивая друг другу. Самцы! Грязные, похотливые, не достойные уважения самцы! Нет, вы только посмотрите – нашли общий язык. Сейчас зальют бельма свои бесстыжие и будут горланить похабные песни всю ночь напролёт! Смотреть тошно! Алкаши! Хотя послушать интересно. Иногда. Вот как сейчас...

Вервольф подхватился и, воровато оглядываясь, потрусил к двери. Оливия упёрлась кулаками в бока.

– И ты с ними заодно!?...

Он виновато поджал хвост, опустил уши и буркнул что-то невразумительное. Торопливо заскоблился в дверях.

– Ах, так!!!

От обиды, от такой вопиющей несправедливости у неё задрожала нижняя губка, на глазах выступили слёзы. В гневе она швырнула в пса половником, но попала лишь в закрытую дверь.

– Ну и катись! – всхлипнула она ему вдогонку. – Предатель!

Нетопырь на балке недовольно чихнул, оскорблённо расправил крылья и тоже мызнул в окно.

Оливия чуть не разревелась в голос. И угораздило же напутать с отваром! Оставшись одна, она без сил опустилась на стул. Мысли метались в голове как бестолковые мотыльки вокруг ночника.

Что он там говорил про глаза – покраснели и припухли? Она решительно встала и прошла к зеркалу. Половица протестующее взвизгнула. Действительно раздражает! И как это она раньше не замечала?

Из зеркала на неё уставилась разъяренная фурия: густые брови сшиблись на переносице, отчего на лбу пролегли омерзительные морщины; губки обиженно припухли; и глаза! Ах, как он оказался прав, этот… этот!.. Мужчина!? Только он это заметил. Белки глаз, когда-то белоснежные и сверкающие, теперь покрылись тонкой сеткой полопавшихся жилок, а веки в самом деле покраснели и припухли. Так и постареть раньше времени недолго. А ведь ей всегото исполнилось… мама моя!… а ведь ей уже!..

Она закусила губу, чтобы не разрыдаться. Причём самое обидное было не в том, что она выглядит старухой, – это было неправда, – а в том, что именно ОН увидел её такой!