Армагеддон был вчера

Профессор едва не взвыл белугой от потока чёрных мыслей. Чёрт возьми, так нельзя. Надо срочно на улицу, на свежий воздух, к людям.

Торопливо скомкал отчёт, сунул его в утилизатор, дождался, пока ненасытная утроба тупого пожирателя секретов не икнёт довольно, только тогда сменил халат на привычный бежевый плащ и ринулся к выходу.

Солнце радостно ударило по глазам, обласкало плечи. Ноздри жадно втянули запахи родного мегаполиса: испаряющихся луж, разогретого асфальта, выхлопных газов, странную и тягучую смесь тонких женских духов и мужского пота, едва прикрытого резким запахом новомодного одеколона. И запах зелени, конечно. Горьковато-липкий аромат тополей, травы, разопревшей от нескончаемых дождей и теперь прожигаемой солнцем. Наконец-то лето вступает в свои права. И то сказать – достала уже пакостная мжичка, что стояла в воздухе последние три недели.

Профессор довольно зажмурился, подставил лицо опаляющим лучам. Постоял так несколько секунд, жадно впитывая ультрафиолетовое, инфракрасное… а, к чёрту – просто удивительный солнечный свет.

Наконец, вздохнул с облегчением, огляделся. Народ метался по городу во все стороны суетливо и на первый взгляд совершенно бестолково.

Эх вы, благожелательно подумал, недочеловеки. И поправился: пока недочеловеки.

Улыбнулся сам себе и, нахлобучив неизменную шляпу, неторопливо побрёл к ближайшему скверику. Там, кстати, в открытом уже павильончике, торгуют замечательным свежим пивом и, конечно же, сушёной таранькой. И вот там-то, на берегу пруда, можно спокойно отдохнуть душой, привести мысли в порядок. А не получится – так хотя бы залить их на время пивом и просто бездумно посидеть на лавочке, покормить дешёвыми пирожками наглых уток.

* * *

Ресторан «Арагви», один из самых дорогих ресторанов города, в это время суток никогда не заполнялся и наполовину. Два часа дня – это обедённое время бизнесменов, политиков и прочих представителей власть имущих, понимающих толк во вкусной и здоровой пище, и не стесняющихся выложить за неё довольно кругленькую сумму.

Утопающие в зелени кабинки надёжно скрывали посетителей от любопытных взглядов, и создавали ощущение, что они здесь совершенно одни. Иллюзию поддерживала ненавязчивая прислуга и мягкий полумрак.

В углу, в самой престижной беседке – почти у фонтана – расположились мужчина и женщина. Над столиком и вокруг него в художественном беспорядке свесились длинные космы плюща, образуя подобие беседки. Искусственный ручеёк ласково и ненавязчиво журчал в метре от них. Загадочные робкие тени, мечущиеся в пламени свечей, негромкий плач скрипки со сцены, податливо текущий из-под смычка тоненькой грустной девчушки, – всё это создавало атмосферу интимной доверительности и печальной сказки.

Мужчина чувствовал себя уверенно, даже раскованно, судя по вальяжно-непринуждённой позе, но бе здешёвого позёрства, а, скорее, по привычке. Привычке повелевать и совершенно естественно обедать в подобных заведениях. Женщина же словно оказалась не в своей тарелке, хотя и пыталась это скрыть.

Почти не тронутые закуски и фрукты, слегка пригубленное вино в высоких тонких бокалах. Первый тост: «За встречу!» и затянувшееся молчание. Они могли бы поговорить о многом, ведь не виделись с детства. Но она не знала, с чего начать. Всё-таки тридцать лет – огромный срок, практически вся жизнь. А он и не хотел говорить – к чему слова? Он хотел только любоваться ею, каждым её жестом, игривой прядкой каштановых волос, и даже невидимой сеткой морщин, которые она так старательно затушёвывает…

Она же бездумно крутила вилку тонкими наманикюренными пальчиками. Наконец, несмело предложила:

– Может, выпьем?

– Конечно! – спохватился он. Одним плавным и точным движением ухватил бокал за длинную ножку, поднял на уровень глаз. – За встречу выпили, теперь за тебя!

– Тогда уж за нас, – она кокетливо поправила непокорный локон. Пожалуй, даже слишком кокетливо, неестественно.

Он спрятал понимающую усмешку.

– За нас – за весь наш класс? Или за нас здесь и сейчас? – выждал точно отмеренную паузу.

Она вспыхнула, покраснела, и так мило порозовели щёчки, что у него сладко заныло на душе.

– Нет-нет, именно за тебя! Поразительно, ты единственная из всего нашего выпуска, кто до сих пор выглядит моложе своих лет едва ли не наполовину!

– Да бросьте Вы, Евгений Михайлович, какое там наполовину!

– Наташка, – шутливо погрозил он пальцем, – мы же договорились: я не Евгений Михайлович, ты не Наталья Андреевна. Женька-Наташка, лады? И никаких «выканий», мы же друзья, забыла?

– Забыла, – вздохнула она. Не говорить же ему, что попросту чувствует себя неуютно, сидя с ним за одним столиком, да ещё в такой интимной обстановке. Не просто неуютно – она боится. Нет, не его боится – боится за себя, потому что именно с ним она вполне способна натворить глупостей.