Армагед-дом

Лидка мельком оглядела класс. Несколько тусклых таблиц с рыбьими и лягушачьими кишками, схематическое изображение четырех стадий развития дальфина, «Режим дня» с нравоучительными до тошноты картинками, «Внутренний распорядок», с которым Лидка ознакомилась еще при приеме на работу. Муть собачья, все расписано – за сколько минут приходить, на какой перемене есть, на какой пить, учебник класть справа, дневник слева, подол форменного платья должен закрывать колени, рубашка под форменным пиджаком должна быть однотонная в будни и белая в праздники, и не дай Бог в клеточку или в полоску. Для учителей имелся свой «Распорядок», вызвавший у Лидки косую ухмылку, которую, по счастью, удалось скрыть от директрисы.

Ну что ж, кролики, начнем.

Наверное, у нее был очень красноречивый взгляд в тот момент, во всяком случае «кролики», завозившиеся было за своими столами, снова притихли и уставились на новую училку.

Старшая группа, всем по шестнадцать лет. Боже, как скверно ощущать себя старой. Пока не видишь этих недорослей, пока не сравниваешь себя с ними, как-то легче поверить в собственную бесконечную юность…

А ей всего-то тридцать три. Но такое ощущение, что шестьдесят. Во всяком случае сегодня у нее именно такое ощущение.

– Начинается новый учебный год, для вас он будет последним. Вы теперь выпускники, значит, на вас ложится основная ответственность…

Она на секунду запнулась. Что за ответственность на них ложится, пес его знает, просто надо же было сказать что-то об ответственности, теперь это обязательное, самое главное слово, от частого употребления потерявшее всякий смысл.

– …ответственность за успешное овладение знаниями. Во время апокалипсиса вы должны показать себя сознательными гражданами, а в новом цикле – хорошими специалистами и еще более сознательными семьянинами… семьянами.

Ей было смешно, но она не позволила себе даже улыбки. Если директриса подслушивает под дверью – пусть себе, она, Лидка, говорит вполне политкорректные вещи. В духе времени. В соответствии с пожеланиями.

– Семьянами и семьянками, – сказал черноволосый мальчик на второй парте в левом ряду. Сказал тихо, но Лидкин острый слух сработал безотказно, тем более что чего-то подобного она постоянно ждала.

– Встань. Как твоя фамилия?

Подросток покраснел и поднялся. Невысокий, широкоскулый, с ярко-зелеными глазами.

«Ну ни фига себе!» – подумала Лидка.

– Максимов.

– Иди к доске.

Парень вышел. Лидка прекрасно понимала, что сейчас строятся ее отношения с классом, и ей хотелось войти в память этих выпускников самым кровавым палачом за все десять лет учебы.

Именно сегодня ей этого очень хотелось.

– Максимов. – Она нашла его имя в журнале. – Так, Максимов, что у тебя по биологии за прошлый год?

– Пять, – тихо отозвалась жертва.

– Отлично. – Она кровожадно усмехнулась. – По уровню подготовки отличника проверим общий вровень подготовки класса… Убрали все учебники в парты. Открыли тетради, написали «Самостоятельная работа». Ты, Максимов, на доске, а вы все в тетрадях – пожалуйста, определение понятий «удельная демографическая нагрузка», «популяционный сдвиг» и «органический порог переносимости». Время – пять минут. Время пошло, я жду…

Склонились макушки. Зашелестели переворачиваемые странички. Один умник, ага! – задумал положить книгу себе на колени, Лидка заставила его положить на учительский стол и книгу, и собственный дневник. Достала красную ручку и задумалась, какую бы для начала сделать запись, а тем временам бледный Максимов постукивал мелом, выводил слова и формулы, правильно в общем-то выводил, хотя сегодня всего лишь второй день учебы, а за лето, как водятся, можно забыть все что угодно…

Тем более за ТАКОЕ лето.

Лидка помрачнела. Занесла красную ручку над «вторым сентября» в дневнике уличенного хитреца и поняла, что выглядит глупо. «Не готов к уроку»? Неудачная запись, урок-то первый в учебном году. «Не подчиняется коллективу»? Звучит угрожающе, но совершенно бессмысленно.

…Накануне летних каникул Парламент отклонил очередной проект по дотациям для ГО. То был очередной ход в затяжной войне Стужи и Парламента; депутат Верверов кричал с трибуны об организации-пиявке, требующей все новых и новых вливаний, о непомерно раздутых гэошных штатах, о неразумных требованиях, стыдливо прикрытых заботой о будущем апокалипсисе. Парламент согласился с Верверовым и, шлепнув ГО по загребущим рукам, распустился на каникулы – до осени.

Лето стояло скверное, дождливое, гнилое. Пустовали городские пляжи, изнывающие от скуки отпускники получили в качестве развлечения серию жутковатых, захватывающих событий.

Стужа выступил по телевидению, обвинив коррумпированный Парламент в предательстве интересов избирателей. Депутаты все еще уверены, что в обход президентского Указа им удастся эвакуироваться в условленное время вместе с детьми и семьями; сытые демагоги, они вертят дыру в днище общего ковчега – Гражданской Обороны. (Эта фраза живо напомнила Лидке Игоря Рысюка. Кажется, даже в голосе генерала проскакивали рысюковские интонации.)