— Вам ведь нужна информация, которую вы больше нигде не смогли найти, верно? — уже более деловым тоном спросил Деметер.
— Скажем так, информация нам нужна, и мы считаем, что от вас мы имеем шанс получить её быстрее, чем из других источников. Но это не означает, что у нас нет альтернатив.
— Вот вам и первая причина для торга, — в голосе полковника послышалась усмешка. — Вас поджимает время. Даже если вы действительно можете узнать то, что вам нужно из альтернативных источников, в чем я, кстати, сильно сомневаюсь, то вряд ли у вас получится сделать это в приемлемые сроки. Вы ведь не зря обо мне вспомнили. Я действительно немало знаю, а главное, я помню многое из того, что происходило еще до Вторжения и в самом его начале, причем не просто как рядовой гражданин Федерации, а как офицер и ученый с очень серьезным допуском к секретной научной информации. Где еще вы найдете такого человека? Не будет гарантий — не будет и сотрудничества. Можете прямо сейчас меня отключить. А когда поймете, что без полковника Яна Деметера вам не обойтись, вернемся к этому разговору.
— Рич, может просто сотрем его за полной бесполезностью? — равнодушно предложил Лис. Сделал он это через внешний спикер «Странника», чтобы полковник тоже его слышал. — Зря мы всё это затеяли. Пациент неадекватен. Зачем с ним возиться, если у нас есть три десятка пленных? Сыворотку правды никто не отменял. Кто-нибудь из них под химией обязательно расколется. А если и нет, применим трофейный бикрилин, доставшийся нам от агента Илли Нойта. Перед этой дрянью точно никто не устоит, сам знаешь.
— Не люблю такие методы, — я добавил в голос нотки насквозь фальшивого огорчения, — но если вариантов нет, придется использовать…
— Бикрилин — это серьезный аргумент, — в голосе Яна Деметера произошли разительные изменения. Теперь он звучал куда более вменяемо. — Понятия не имею, кто такой Илли Нойт, но это не так уж важно. Если у вас действительно есть бикрилин, значит я вас недооценил. Это строго секретная предвоенная разработка безопасников. Я, вообще-то, не должен был иметь к ней доступ, но так уж получилось, что я в курсе. Меня-то, как вы понимаете, в моем нынешнем положении этим препаратом испугать сложно, но сам факт вашего знания о нем действительно многое меняет.
— То есть, вы всё-таки решили нам помочь? — уточнил я.
— Смотря что вы хотите от меня услышать, но давайте попробуем. В конце концов, что я теряю?
— Лис, покажи полковнику запись моей беседы с генералом Аббасом,
Во время просмотра Деметер вопросов не задавал, да и после его завершения объяснять ему почти ничего не пришлось.
— Я совершенно не в курсе событий, предшествовавших этому разговору, — спокойно произнес полковник, — и, думаю, суть не в них, а в том, как вел себя ваш собеседник. А вел он себя, мягко говоря, странно.
— Всё верно, — я кивком подтвердил правильность выводов Деметера. — У нас возникло подозрение, что генерал Аббас находится под скрытым наблюдением и не может говорить правду, но никаких шпионских устройств ни на нем, ни в его теле мы не обнаружили. У нас очень хорошие сканеры, так что вряд ли мы могли не заметить какое-то оптоэлектронное устройство, даже если оно было изготовлено на основе технологий старой Федерации. Никакой передачи данных мы тоже не зафиксировали. Ни во время допроса, ни после него.
— Сканеры у вас действительно серьезные, — согласился полковник. — В этом я имел возможность убедиться лично. Только вряд ли они вам в данном случае помогут.
— То есть, вы понимаете, с чем мы столкнулись?
— Скажем так, я догадываюсь, что это может быть, хотя полной уверенности у меня нет. Я знаю, что такие разработки велись, но не в курсе, удалось ли Службе безопасности довести их до конца. Вернее, теперь уже почти уверен, что удалось. Похоже, вашему полковнику или генералу сильно не доверяют, а вас, судя по всему, считают очень сильным противником, раз решили применить в данном случае совершенно уникальную разработку.
Я не стал перебивать Деметера, хотя мне очень хотелось пресечь это словоблудие и попросить его перейти, наконец, к конкретике. Но я решил не обострять. Наш виртуальный собеседник и без этого не мог похвастаться устойчивостью психики.