— Роза утверждала, будто бы передавала всю информацию только через пальцы, прикасаясь к водителю. Ну, раз проехали, второй, третий. Аварии нет, все выше ожиданий! Ученые в восторге: такие возможности открываются! Ну, по поводу «феномена Кулешовой» собрали какую-то там комиссию, чуть ли не правительственную, поставили вопрос о финансировании и прочих радостях жизни. Уже почти все решено было, а тут Зацепин и говорит: дайте-ка мне ее обследовать еще разок. Ну, на, обследуй на здоровье.
На следующее утро Зацепин сел с этой Розой вдвоем. Поговорили они, после чего дама поднимается и заявляет: пошутила я, мол, никаких особых дарований у меня и нет! Ученые, конечно, ее увещевают: дескать, голубушка, как же, мы же все видели своими глазами, а вы отрекаетесь. Но и Роза уперлась: ни в какую не хочет продолжать эту волынку.
— Так что случилось-то? — не выдержал Корсаков.
— Ничего особенного. Зацепин с ней обменялся общими фразами, а потом и говорит: я-то сюда приехал свой новый прибор испытать, и вы мне больше всех подходите. Сейчас я вам датчики прикреплю, и снова поедем, как в тот раз, согласны? Согласна, отвечает Роза, а что за датчики-то? Да, ерунда, отвечает Зацепин, они просто будут фиксировать всю информацию, которую вы передаете. Это, понимаете ли, для развития науки и техники. Ну, в общем, наплел с три короба. А потом добавил: если сейчас не расскажете мне откровенно, как вы все это устроили и кто вам помогал, то опыты начнутся, обман вскроется, и вас будут судить за расходование народных денег.
Маслов не выдержал, расхохотался.
— Представляешь, как тетку развел?
— Думаешь, у нее никаких способностей не было?
— Кто ж знает… — посерьезнел Маслов. — Важно, что он моментально нашел механизмы такого воздействия, что Роза сразу во всем ему подчинилась.
— Пожалуй, — согласился Корсаков.
— Ну, в общем, непростой человек был Савва Никифорович Зацепин. Говорили, будто отец его из дворян, уехал с родителями еще до Первой мировой в Европу, учился там, получил блестящее образование, а в начале двадцатых вернулся в Советскую Россию. Стал преподавать в университете. Принес, так сказать, на алтарь советской науки свои знания и знакомства. Подробностей не знает никто, но, видимо, власть оказалась им довольна. Вернули ему их квартиру на Большой Морской, из девяти комнат. А родовой дворец где-то в районе Гатчины отдали как бы под лабораторию, хотя на самом-то деле лабораторию разместили в одной половине здания, а во второй жила семья из трех человек. Кстати, и с упомянутым Росохватским отец Зацепина, видимо, тоже был знаком на ниве, так сказать, науки. Ну, и Савва пошел по стопам отца. Его в конце тридцатых отправили в Европу учиться, но, сам понимаешь, времена для обучения наступили нелучшие. Тем не менее тот успел знакомствами обзавестись и в науке слегка проявиться. Отец его, между прочим, погиб в годы войны, тут, в Ленинграде. Обстоятельства смерти какие-то загадочные, хотя, повторюсь, время само по себе было непростое. В общем, в конце шестидесятых пришло-таки его, Зацепина, время.
Маслов снова закурил.
— Что ты знаешь о майских событиях шестьдесят восьмого в Париже?
— Это ты про студенческие бунты?
— Ну, это мягко сказано. Между прочим, этим студентам удалось отправить в отставку не абы кого, а самого де Голля, освободителя Парижа от нацистов и создателя Пятой республики! Это тебе не фунт изюма.
— А Зацепин тут при чем?
— Тут, честно говоря, уже моя версия, — признался Маслов. — Может, он там был в это время, может, позднее узнал подробности — не знаю. Но стал он изучать с того времени восточную философию и всякие… фокусы.
— Какие?
— Вот, этого я и не знаю. Говорю же, засекреченный был мужик. Но одно я тебе могу сказать точно: насчет свитков и старинных рукописей эта Леся что-то выдумывает.
— Почему ты так решил?
— Я у него был в гостях несколько раз и никаких свитков не видел. Книг — море, а рукописей — извини…
— Ну а, может?.. — начал Корсаков, но не договорил.
— Не может! — радостно перебил его Глеб. — Мы уже приехали. Смотри, как нас ждут.
В самом деле — ждали. И продолжать разговор в обществе таких приятных женщин было бы бестактностью, решил Игорь.
Возвращались уже под утро. Маслов притормозил возле дома, где жила Марина, девушка, с которой Корсаков во время «шашлыков» общался непрестанно, и сказал приятелю:
— Отсыпайся, а утром я тебе позвоню.
— Каким «утром»? — капризно возразила Марина. — Уже утро, и мы спать хотим, и спать будем долго, правда, Игорек?
— Правда, правда, — не возражал Корсаков.
— Ну, ладно, убедили. Созвонимся, — попрощался Маслов.
Позвонил, правда, ближе к обеду, потому как чувствовал: время уже не ждет!
— Игорь, я подъеду через час, приводи себя в порядок.
Когда встретились, тоже не медлил: