Архив Шамбала

— Вот что, Игорь, о нашем разговоре Суровикину ни слова. Вообще, веди себя, будто ничего не произошло со времени вашей беседы. Сейчас тебя отвезут домой, никуда сегодня не ходи, а утром я тебе позвоню. Это — для твоей же безопасности. Сейчас я предупрежу ребят.

Вернувшись, он спросил:

— Ну, так что? Если нет результата в Казани, значит, снова в Питер?

— Зачем? — удивился Корсаков. — Если бы я знал, где искать, а так…

— Ну, и что делать? Где искать эти свитки?

— Вот я и хочу это понять. Ты не забывай, что главная моя задача — диссертация Ойлун, — улыбнулся Корсаков, поднимаясь.

Он ехал домой в солидном «мерсе», раскинувшись на заднем сиденье, и просидел так до самого своего подъезда.

Игорь не знал, что Азизов вызвал своего личного специалиста по безопасности и приказал взять Корсакова под круглосуточный контроль, а в его дворе уже расположились те, кто этот контроль будет осуществлять.

Он поднялся на этаж и уже открывал дверь, когда с верхней площадки кто-то окликнул его:

— Игорь, здравствуйте!

15. Москва. Среда

Разговаривая с Азизовым, Корсаков и не подозревал, что в то же самое время в кабинете небольшого особнячка неподалеку от Садового кольца точно так же пили кофе его приятель Валера Небольсин и еще одна участница той неудавшейся аферы с «наследником Романовых» — Таня Серова.

Татьяна Львовна Серова когда-то работала в Администрации Президента, но ушла оттуда давно, в самом начале двухтысячного года. Ушла сама, без намеков и, тем более, без настоятельных просьб. Потеряла она многое, зато и выиграла немало: лояльность нынешних власть предержащих. Ее не привлекали к решению каких-то глобальных вопросов, но и на мелочах можно крепить авторитет, если заниматься мелочами всерьез.

Для того, чтобы серьезно относиться к мелочам, надо быть умным человеком, а внешне субтильная, нежная и деликатная Таня Серова именно таким умным человеком и была, и об этом знали все, кому приходилось с ней встречаться. Знал это и Небольсин, потому и напросился в гости на ночь глядя.

То, что Серова в эти дни находится в своем офисе, Небольсина не удивило: Серова жила одна и была свободна самой большой и самой тяжелой свободой — свободой одиночества.

Небольсин не скрывал: Серова ему нравится. Более того, видел: и она к нему неравнодушна. Но сделать первый шаг к сближению не мог. Понимал всю постыдность страха, но боялся, как школьник: не хватало еще, чтобы ему, сивому мерину, отказали.

В этот вечер, правда, сразу взял быка за рога. К сожалению, бык этот был рабочим, а совсем не интимным или хотя бы глубоко личным.

Пересказал историю с Корсаковым, дополнив своими соображениями, и отошел к окну. Ему единственному позволено было курить в этом кабинете.

Он затягивался сигаретой и любовался женщиной, сидящей у стола. В конце концов, такую-то мелочь он мог себе позволить — просто любоваться.

Серова чувствовала этот взгляд и молчала. Впрочем, молчала она не только поэтому.

— Валера, скажи откровенно, — попросила она, когда Небольсин замолчал, выговорившись. — В чем тут твой интерес?

Небольсину ответить на этот простой вопрос оказалось сложно. Он молчал, и Серова не прерывала паузу.

— Понимаешь, — усмехнулся Небольсин. — Мне Корсаков напоминает Макса.

Макса Кузнецова они оба знали, кажется, всю жизнь. Именно Макс, вернее сказать, память о нем, крепко связала их летом две тысячи восьмого года, когда развернулась борьба вокруг «внука императора» — Петра Лопухина.

— Мне Корсаков тоже напоминает Макса, — призналась Серова. — Но именно это и мешает нам с тобой объединиться.

Серова сняла очки, потерла переносицу. Видно было, что эта пауза ей нужна, чтобы подобрать слова.

— Для тебя, Валера, Макс — друг детства, память обо всем милом и добром, что тогда было, и это вас связывает до сих пор, хотя Макс уже давно ушел от нас. И Корсакова ты готов защищать потому, что когда-то ты не защитил Макса, хотя мог бы, как тебе кажется.

Небольсин слушал молча. Он понимал, что Таня права, но знал, что это не изменит его намерения.

Понимала это и Серова.

— Я боюсь, Валера, что Макс всегда будет твоей душевной грыжей…

Она вздохнула, надела очки.

— И мне он тоже напоминает Корсакова, но для меня Макс был Мужчиной, — слова ей давались с трудом. — Понимаешь, они оба — незавершенные. Что Макс, что Игорь. Как дети, не хотят видеть того, что им неприятно. Идут напролом только потому, что боятся обвинений в трусости. Отходят в сторону, чтобы потом их не упрекнули в безответственности. Они думают, что лучше отдать что-то дорогое, чем отвечать потом за это дорогое. Корсаков ведь никак не был мотивирован в том случае с Лопухиным. Ну, кто ему Лопухин? Друг, сват, брат? Зачем он рисковал жизнью из-за чужого человека? Кто руководит его поступками, чего ждать от него? Как можно на него надеяться?

Она швырнула очки на стол, они проскользнули по поверхности, упали на стул, потом на пол по ту сторону стола, на которой сидел Небольсин.

Он подошел, поднял очки, повертел их в руках, стоя перед Серовой.