И, вот, сейчас ему показалось, что он видит Марину. Впрочем, заблуждение возникло из-за черного мужского пуховика, который носила девушка, контрастно подчеркивая свою изящность и чувство стиля.
Точно такой же пуховик красовался и на девице, сидевшей в углу с друзьями, только это, к счастью, оказалась не Марина.
Гул, порожденный непрестанными разговорами, создавал иллюзию веселости и Корсаков почувствовал приятную расслабленность. Кофе ему показался отличным, он взял еще чашку и снова закурил.
Обдумать следовало многое, времени на это понадобится тьма, и спешка тут не к месту: узнал он за эти четыре дня массу, излишне имелось в ней повторений, но еще больше в повторениях и наслоениях зияло пустот и загадок. Иногда Игорю казалось, что его намеренно водят за нос, подталкивая к какой-то тропинке, свернув на которую он непременно зайдет «не в ту степь».
Если поверить во все, что ему удалось накопать и постараться хоть как-то систематизировать полученные сведения, то картина складывается увлекательная, хотя и туманная.
Итак, задолго до революции в Санкт-Петербурге — столице Российской империи — появляются «тибетские рукописи», будем называть их так, решил Игорь. Появились они не сами по себе, вместе с ними там оказались люди, прибывшие с Востока, старавшиеся овладеть этими раритетами. Возможно, они хотели вернуть то, что было у них отобрано силой или хитростью.
Так или ішаче, люди эти включились в политическую жизнь столицы, то есть, по существу, всей империи. Имя Бадмаева Корсаков слышал и раньше, и сведения эти, в общем-то, не противоречили тому, что стало известно Игорю только сейчас. Значит, скорее всего история о Цыбикжапове — тоже не выдумка в чистом виде. И, следовательно, участие «тибетцев» в событиях семнадцатого года вполне возможно.
Предположим, «тибетцы» Цыбикжапова искали какие-то древние рукописи, предположим, в них содержались какие-то знания, собираемые веками в роду целителей или колдунов. Если «тибетцы» сыграли такую важную роль в победе большевиков, то почему им не были отданы эти артефакты?
Ну, лечили бы они своих соплеменников где-нибудь «по диким степям Забайкалья»! Ну, шаманили бы, или, как там у них это называется? Советской власти-то велик ущерб? Ведь призывала же она на помощь самых настоящих буржуев, вроде «товарища Арманда Хаммера»! Американец Хаммер вагонами вывозил с ведома власти произведения искусства, драгоценности и золото — и не рухнули же Советы? А от тибетских шаманов вдруг рухнули бы?!
Нестыковка. Даже, если верить в рассказы, которые повторяли, споря в мелочах, и Гридас, и Льгов, и Сутормин, ничего «тибетцы» ни в Питере, ни вообще в России не получили. Вместо этого туда, на Восток, в поисках «космического знания» двинули чекисты и вывозили все новые и новые древности, как, например, фамильные документы Гомбоевых!
Между прочим, просто так чекисты туда не отправились бы. Не те люди, чтобы шастать невесть где. Значит, слова о роли Ленина и Троцкого в данных «мероприятиях» тоже имеют под собой основание.
Но тем-то это зачем? Хотели с помощью «космического знания» усилить свою власть, доведя ее до абсолюта? Может быть, может быть… Хотя сомнительно.
Ну, ладно, разные там Рерихи и Блаватские — люди творческие, мыслят образами и окружающее воспринимают чувствами. Им, как говорится, сам Бог велел верить во все таинственное. (Почему-то вспомнились мемуары царского премьера Сергея Витте. Тот писал о Блаватской, с которой находился в далеком родстве: «Ее нельзя воспринимать всерьез». Хотя, может, ревновал к славе госпожи?)
Вообще, слава и память — предметы странной конфигурации, подумалось Корсакову.
Вот, тот же самый Витте и Столыпин, к примеру. Витте поддерживал равновесие в общественной жизни и сделал русский золотой рубль средством международных расчетов. Но его стараются не вспоминать. Столыпин же пытался все подчинить своему властолюбию, ничего не дал, кроме пустых обещаний, а его до сих пор проталкивают в «гиганты», достойные всяческого поклонения.
И, кстати, все через одного хотят всеобщего поклонения и послушания, не меньше! Ну, значит, до сих пор есть много желающих овладеть этой самой «космической энергией», чтобы управлять людьми!
Зазвонил телефон: Афонин подъехал и ждет у входа в кафе.
Принимали Корсакова в настоящей «профессорской» квартире, все коридоры и закуточки которой были напичканы разного рода стеллажами, полками и этажерками, на которых стояли, лежали и валялись книги.
Беседовать устроились в кабинете хозяина, где мягкий, приглушенный свет настраивал на философский лад.
— Значит, вы из самой столицы к нам пожаловали за этим артефактом? — улыбнулся Афонин.
— Почему «артефактом»? Сутормин ничего такого не говорил, — встревожился Корсаков: не хотелось важную беседу начинать с «выяснения отношений».