Автобус уже заполнялся народом. Люди озабоченно размещались вдоль прохода, прижимаясь друг к другу. Кое-кто ухитрялся протиснуться за спинки кресел, упираясь о колени сидящих счастливчиков. Те покорно молчали. Воздух тяжелел, становился мутнее.
Неопрятный гражданин в зачуханном кепаре завис на согнутой руке, пристально разглядывая Янссона. Боковым зрением Чемоданова видела, как плохо выбритое лицо гражданина с какими-то мятыми глазками и острым лущеным носиком наливалось злобой. Не нравился тому Янссон и все.
Плотный полутемный мирок автобусного чрева насыщался особым недоброжелательным напряжением, которое вот-вот прорвется, Чемоданова это чувствовала. Дитя этого мирка, отлично усвоившая его законы, Чемоданова подняла глаза на неряшливого гражданина, стараясь своим решительным видом пресечь его дальнейшие действия. Но гражданин и ухом не повел, лишь полоснул беглым взглядом крысиных глаз настойчивое лицо Чемодановой. И вновь уставился на Янссона.
— Расселся, понимаешь, а тут женщина стоит. После работы, — бросил гражданин пробный камешек.
Казалось, Янссон не услышал реплику, увлеченный Чемодановой. Стоящие вокруг с ленивым любопытством оборотили взоры на гражданина, оглядели и Янссона с Чемодановой… Дородная моложавая женщина, в защиту которой подал голос гражданин в зачуханном кепаре, хранила индифферентный вид и даже изловчилась читать газету, сложенную в узкую полоску.
— Я тебе, тебе говорю… Расселся, понимаешь, — набирал обороты гражданин, чувствуя молчаливую поддержку тех, кто жался вокруг. Чемоданова не сводила отвердевшего взгляда с лица гражданина.
— Что вам угодно? — сурово бросила она.
— Мне угодно, чтобы твой кавалер уступил место… беременной женщине, — неожиданно завершил гражданин.
Пассажиры скользнули глазами по плотной фигуре дамы, что читала газету. Но никаких признаков, подтверждающих требование настырного гражданина, обнаружить было невозможно, даже при желании.
— Сам ты беременный, — вырвалось у Чемодановой.
— Я?! — визгливо задохнулся в обиде гражданин. — Встань, говорю! Уступи место бабе, ты, мужчина!
Откуда-то с задней площадки послышался ехидный женский голос:
— Мужчина. Где ты их видел… Небось свою кралю усадил.
Капитанское лицо Янссона покрылось розовыми пятнами, кисти рук вздулись. Он приподнялся. Жесткий крахмальный воротничок едва сдерживал напор смуглой шеи.
— А ты ударь, ударь, — взвился гражданин. — Ударь меня за правду.
Чемоданова вскочила на ноги.
— Идемте, Николай Павлович… Наша остановка. — И торопливо выпростала руку вперед, между Янссоном и гражданином в зачуханном кепаре. Случайно коснувшись пальцев злоязычного мужичка, Чемоданова вздрогнула от пронзившего холода. То были пальцы мертвеца. Кровь, лениво блуждая по его гнилому телу, видимо, совершенно забывала заглянуть к его рукам.
Чемоданова рванулась вперед, испытывая дрожь и омерзение. Янссон последовал за ней.
Они продирались к выходу, преодолевая недоброжелательное сопротивление толпы.
Господи, думала в отчаянии Чемоданова, да они все тут мертвецы, их не сдвинешь с места, они же мертвецы.
Янссон почувствовал смятение в движениях Чемодановой, продавил толпу, зашел вперед и мощно повлек Чемоданову за собой.
Толпа молча проминалась под железным ходом иноземца.
— Скотный двор, а не автобус! Скотный двор! — вне себя от ярости громко бормотала Чемоданова.
Разметав запрудивших площадку пассажиров, они вырвались на улицу.
Ухнув в яму задним колесом и выплеснув грязь, автобус отошел от тротуара.
— Какой вы молодец, — проговорила Чемоданова. — Сдержались. Спасибо… А я, как дура, стала что-то говорить… Не знаю, может, я не права, может, надо быть более снисходительной к этим людям, но я не умею, не умею, — Чемоданова боялась, что ею сейчас овладеет истерика. Она остановилась, прильнув плечом к деревянному забору.
Янссон достал платок и умелыми движениями принялся тереть виски, придерживая ее затылок широкой жесткой ладонью.
— Что произошло? — приговаривал Янссон. — Ничего особенного не произошло, — он старался успокоить Чемоданову.
Они подошли к дому. Остановились. В глазах Янссона мерцали светлячки. Он сказал, что дела требуют его возвращения в Швецию, он не предполагал, что поиск в архиве затянется. Так что он улетит, как только достанет билет. Но, если Чемоданова получит положительный ответ, он вернется.
Янссон записал домашний телефон Чемодановой, неловко, по-мужски, пожал руку и, чопорно кивнув, удалился. А Чемоданова поднялась по сырой лестнице на свой четвертый этаж… Неужели, чтобы сообщить о своем решении вернуться домой, Янссон подкарауливал ее у архива? Чемоданова улыбнулась, уверенная, что еще повидает этого чудака Янссона. Настроение улучшилось. Инцидент в автобусе давно забылся, да и происходил ли он вообще? Подумаешь, чепуха какая-то… Сегодня ее дежурство по квартире, надо навести порядок. Это большая удача, что она сдает дежурство Майе Борисовне, та не станет придираться.
Бывший комендант оперного театра Сидоров в гневе вернулся на кухню. Следом шаркала спадающими туфлями соседка Константинова.