Архив

Когда он выдыхает, я вынимаю осколок. Его дыхание прерывается, когда стекло выходит из плоти. Я протягиваю ему осколок, чтобы он мог посмотреть.

– Неплохо. – Затем обрабатываю ранку и заклеиваю пластырем. – Тебе, наверное, стоит оставить его на память.

– Ага. – Он поворачивается ко мне лицом. – Я отмою его от крови и сделаю своей реликвией, а под рамкой напишу: «В память о сбежавшей Истории и стеклянном кофейном столике в 2С».

– Ой, нет, – говорю я, забирая осколок из его раскрытой ладони. – Я бы не стала его отмывать.

Уэс кладет его в кучку битого стекла на краю ванной, не сводя с меня глаз. Он больше не улыбается.

– Из нас получилась неплохая команда, мисс Бишоп.

– Точно.

Это правда, и она заставляет меня не обращать внимания на жар в груди и легкое волнение, похожее на трепыхание крыльев бабочки. Это просто Уэсли. Мой друг и напарник. Может, когда-нибудь мы с ним станем Отрядом. Боязнь потерять его заставляет меня держать в узде свои страсти.

– В следующий раз, – говорю я, отстраняясь, – не открывай мне дверь.

Я отмываю запачканную раковину и оставляю Уэса одного, чтобы он мог одеться, но он идет за мной по коридору, словно забыв о рубашке.

– Видишь, что я получил за свое стремление быть с тобой джентльменом.

Бог ты мой, он даже сейчас флиртует!

– Больше никакого джентльменства, – отрезаю я, направляясь к себе. – Совершенно очевидно, что оно не доведет тебя до добра.

– Очевидно, – спокойно соглашается он и непринужденно обхватывает меня сзади.

Я шиплю, скорее от боли, чем от неожиданного шума. Он выпускает меня.

– Что с тобой? – Он тут же настраивается на деловой лад.

– Ничего, все нормально. – Я потираю ребра.

– А ну снимай футболку!

– Тебе придется напрячься гораздо больше, чтобы соблазнить меня вот так, Уэсли Айерс.

– Я все равно уже полуголый, – возражает он, – так что это хотя бы будет честно.

Я смеюсь, и у меня страшно болят бока.

– И я не пытаюсь тебя соблазнить, – говорит он, выпрямляясь. – Я хочу помочь. Дай посмотреть.

– Я не хочу на это смотреть, – отпираюсь я. – Я бы вообще не хотела ничего об этом знать.

Мне удалось принять душ и переодеться, так и не увидев собственные ребра. Как правило, раны болят сильнее, если на них смотришь.

– Замечательно. Тогда просто закрой глаза и дай мне посмотреть вместо тебя.

Уэсли протягивает ко мне руки и хватается за край футболки. Затем замирает, чтобы убедиться в том, что я не стану его бить, и стаскивает мою футболку через голову. Я смотрю в сторону, решив тщательно подсчитать количество ручек и карандашей в стакане на моем столе. Я невольно вздрагиваю, когда ладонь Уэсли легонько касается моей талии, но его шум отвлекает меня от боли, до тех пор, пока он не поднимает руку и…

– Ай! – Я смотрю вниз. По моим ребрам расползается гематома.

– Тебе стоит проверить ребра, Мак.

– Я думала, ты как раз этим и занимаешься.

– Я имею в виду осмотр врача. Тебя нужно отвести к Патрику, просто на всякий случай.

– Ни за что, – огрызаюсь я. Патрик – последний, кого бы я хотела сейчас видеть.

– Мак…

– Я сказала нет, значит нет.

Боль пульсирует в моих ребрах, когда я делаю вдох, но я хотя бы могу его сделать, и это радует.

– Как-нибудь выживу, – отшучиваюсь я и подбираю свою футболку.

Уэс опускается на мою кровать, и я едва успеваю натянуть футболку, как раздается стук в дверь, и, не дождавшись ответа, на пороге возникает мама с тарелкой овсяного печенья с изюмом.

– Маккен… Ой.

Она неправильно оценивает открывшуюся перед ней картину: полуголого Уэсли, устало растянувшегося на моей постели, меня, поспешно натягивающую футболку (чтобы скрыть синяки). Я изо всех сил стараюсь выглядеть смущенно, и это не так уж сложно.

– Привет, Уэсли. Я не знала, что ты здесь.

Это, конечно, наглая ложь, потому что мама, как бы она меня ни любила, не станет заходить ко мне с тарелкой печенья и полным кофейником, а уж тем более с такой милой улыбкой на лице. Когда она успела вернуться домой?

– Мы вместе ходили на пробежку, – быстро говорю я. – Уэс пытается помочь мне вернуть спортивную форму.

Уэсли делает несколько подчеркнуто неуклюжих движений «на растяжку», ясно давая понять, что бегун из него такой же, как балерина. Я его убью.

– М-м-м, – откликается мама. – Ну, что ж… я тогда просто… положу их вот здесь.

Она ставит печенье на нераспакованную коробку, не сводя с нас глаз.

– Спасибо, мам.

– Спасибо, миссис Бишоп, – говорит Уэсли. Я замечаю, что он смотрит на печенье с улыбкой голодного волка. Он почти такой же талантливый лжец, как и я, и это понемногу начинает пугать.

– И кстати, Мак, – говорит мама, стянув одно печенье с тарелки.

– Да?

– Оставь дверь открытой, пожалуйста, – невинно щебечет она, похлопав ладонью по дверному косяку, и уходит.

– И как давно мы с тобой… м-м-м… бегаем? – невинно интересуется Уэс.

– Несколько дней. – Я запускаю в него печеньем.