Архив

Конечно возникло. Кроме вопросов, у меня больше ничего нет. И хотя ее дружелюбие напоминает расставленную западню, я не могу противостоять соблазну и начинаю спрашивать:

– Мой друг был тяжело ранен при атаке одной из сбежавших Историй. Вы не знаете, что с ним?

Она милостиво улыбается:

– Уэсли Айерс жив.

Это лучшие три слова, что я слышала за всю свою жизнь.

– Он был на волоске, – добавляет она. – Еще не вполне восстановился. Но твоя преданность очень трогательна.

Я пытаюсь успокоить разыгравшиеся нервы:

– Я слышала, что это немаловажное качество, если хочешь работать в Отряде.

– Преданность и чистые устремления, – подчеркивает она. – Вы хотите еще что-нибудь спросить?

Золотой ключ поблескивает на ее черной ленте, и я теряюсь.

– Например, – бодрым тоном продолжает она, – наверное, вам интересно, почему мы держим в секрете происхождение Библиотекарей. Почему мы храним столько секретов.

Агата ведет себя слишком просто и непринужденно. Это может быть опасно. Мне всегда хочется понравиться таким людям, как она. Я не должна ей доверять, но киваю.

– В Архиве должен быть постоянный штат, – говорит она. – В Коридорах должны дежурить Хранители. Во Внешнем мире – Отряды. А в Архиве должны работать Библиотекари. Это осознанный выбор, Маккензи. Поймите это. Остается только вопрос времени, когда предоставляется этот выбор.

– Вы ждете, пока они умрут, – говорю я, стараясь убрать обвинительный тон из голоса. – Будите их прямо на полках, когда они не могут сказать «нет».

– Не пожелают, Маккензи. Это большая разница. – Она подается вперед. – Буду с тобой откровенной. Мне кажется, ты этого заслуживаешь. Хранители хотят быть Хранителями и полагают, что поймут, как им работать в Отряде, когда придет время. Члены Отряда хотят работать в Отряде, и считают, что научатся работать Библиотекарями, когда придет время. Мы выяснили, что лучший способ держать людей сосредоточенными – давать им только одну цель, на которой они могут сфокусироваться. Вопрос в том, сможешь ли ты оставаться сосредоточенной, если тебя будет постоянно отвлекать поток новой информации.

Она как будто спрашивает меня, но я понимаю, что моя судьба мне не принадлежит. Она в ее руках. Я – тонкая нить. Оуэна больше нет, как и Кармен. А я здесь. И даже после всего, что случилось, а может, именно из-за этого, я хочу запомнить. Я не хочу, чтобы меня лишили воспоминаний. Не хочу, чтобы Архив вырезали из моей жизни. Не хочу умереть. У меня начинают трястись руки. И я прячу их под столом.

Я могу сделать единственную вещь, хотя и не уверена, хватит ли мне храбрости, но выбора не остается. И я улыбаюсь.

– Мама говорит, не существует вещей, которых не мог бы исправить горячий душ.

Агата мелодично смеется:

– Теперь я вижу, почему Роланд так борется за тебя.

Она встает и обходит стол, ведя по нему пальцами.

– Архив – сложный механизм, – говорит она. – Его предназначение – защищать прошлое. Защищать знание.

– Знание – сила, – говорю я. – В этом все дело?

– Да. Но во многих неверных руках эта сила может служить злу. Может привести к ущербу и расколу. Ты видела, что сотворили эти двое.

Я стараюсь не отводить взгляд.

– Дедушка говорил, что шторм начинается с легкого бриза.

Она встает за моей спиной, и я впиваюсь руками в подлокотники кресла. Раненое запястье начинает болеть.

– Похоже, он мудрый человек, – говорит она, положив руку на спинку кресла.

– Был, – говорю я.

И закрываю глаза, понимая, что время пришло.

Я представляю себе, как золотой ключ вонзится мне в позвоночник, и думаю, будет ли это больно, если из меня вынут смысл моей жизни. Я сглатываю и жду. Но ничего не происходит.

– Мисс Бишоп, – продолжает Агата, – секреты – это неприятная неизбежность. Но их существование оправдано необходимостью. Они защищают нас. И тех, о ком мы заботимся.

Завуалированная угроза едва заметна, но ясна.

– Знание – сила, – подытоживает Агата, и я понимаю, что она стоит уже с другой стороны стола. – Но неведение может оказаться блаженством.

– Согласна, – говорю я и смотрю ей в глаза. – Но, раз узнав, ты уже не можешь вернуться в неведение. Это будет самообман. Можно вырезать воспоминания, но человек уже не будет таким, как прежде. Он будет состоять из пустот. Будь у меня выбор, я бы постаралась научиться жить с тем, что я уже знаю.

В комнате воцаряется тишина, и Агата улыбается:

– Будем надеяться, что ты сделала правильный выбор.

Она достает что-то из кармана пиджака и вкладывает в мою руку, сжав мои пальцы рукой в темной перчатке.

– Будем надеяться, что и я не ошиблась. – Она убирает руку.

В своей ладони я вижу ключ Хранителя, легче, чем тот, который оставил мне дед, новенький, сияющий, но не хуже других – ручка, стержень и зубцы. Возможность вернуться домой.

– Это все? – тихо спрашиваю я.

Агата некоторое время молчит. Но в конце концов кивает:

– Пока да.

Глава тридцать четвертая

В кофейне яблоку негде упасть.