Это была необычная семья. Дедушка Насти, азербайджанец по национальности, был переводчиком Брежнева, переводил с турецкого и азербайджанского. Я очень привязался к Настиным родителям и до сих пор сохраняю с ними самые теплые отношения. Однако Настя предостерегала меня от слишком сильного сближения с ними. Теперь, имея опыт счастливого брака, я понимаю, что она была права. Брак — это самодостаточный союз двух людей, которые получают удовольствие от общения друг с другом. Весь прочий ближний круг — родственники, даже самые замечательные, друзья — исключительно дополнение. А если они играют решающую роль — значит, что-то не так…
Но тогда меня надо было предостерегать от другого. Я был слишком уверен в своем выборе. Точнее — в незыблемых основах семьи. Я думал, что брак — это навсегда. Я женился на всю жизнь, полагая, что подруг, девушек, увлечений может быть сколько угодно, а жена одна-единственная. Любое «навсегда» — опасная иллюзия. Именно в человеческих отношениях ей склонны поддаваться даже самые рациональные и осторожные люди. И — долго не видеть симптомов распада.
Мы жили в моей квартире на Балаклавском проспекте, куда мы с мамой переехали с Мархлевки. Но мне хотелось дом. И я… его построил!
Это был мой первый дом. Наверное, это переживание в том же ряду, что и первый друг, первая любовь. Замысел — полностью мой! Планировка, фасад, материалы — все это я придумал сам. Конечно, был архитектор, строители, но они воплощали именно тот образ, который возник в моем сознании. Для меня этот дом не был колоссальным вложением, но стал колоссальным проектом. Площадь — 220 метров, 3 этажа… Обошлось это тогда, в 2002–2003 годах, примерно в 70 тысяч долларов. Обшитый вагонкой, но полноценный зимний дом с отделкой из бруса, огромным камином, кинозалом с проектором. Мне даже пришлось отстаивать мои нововведения в спорах с Настиным папой — он был консерватор. А дом строился на участке Настиных родителей… Но исказить свой проект я не дал. За что, кстати, потом все были мне благодарны.
Сейчас, вспоминая о том времени, я думаю, что… так даже лучше, что я не остался один-одинешенек в этом доме, который строил для семьи. Мне хорошо от того, что дом наполняют жизнью люди, которые, как бы то ни было, — часть моей истории. Теперь там живут Настины родители и ее сын. Родившийся не от меня.
Все прояснялось постепенно. Однажды я случайно вклинился в телефонный разговор Насти. И понял, что она разговаривает со своим бывшим молодым человеком. Отношения с которым, как выяснилось, не закончились… Я был в шоке, не выдержал и выгнал Настю из дома, хотя она умоляла простить ее. Через неделю я ее простил.
После этого все как будто пошло по-прежнему. Как будто… если бы я не получал подкожные знаки, которые, конечно, не умел толковать. Просто мелкие проблемы, которые все не заканчивались, и казалось, что меня накрывает какая-то темная сеть — тонкая, но очень прочная. Я чувствовал усталость, досаду, но мне и в голову не приходило связывать череду мелких неурядиц с возможностью катастрофы. Хотя часто именно так и бывает — перед тем, как рухнуть, стена покрывается мелкими трещинами… И вот однажды, когда Настя уехала в командировку, меня разбудил звонок. Точнее — я проснулся за 15 секунд до этого звонка и с иронией подумал: что же день сегодняшний мне принесет плохого?
Звонили из женской консультации и просили Настю зайти за анализами. Тут уж я, мягко говоря, напрягся. Уточнил адрес поликлиники, пришел, отыскал кабинет ее врача.
Я БЫЛ СЛОВНО В ТУМАНЕ, В КАКОМ-ТО ВАТНОМ
ОЦЕПЕНЕНИИ. И ТОЛЬКО ИЗРЕДКА ПОКАЛЫВАЮЩЕЕ
УДИВЛЕНИЕ — ЗАЧЕМ Я ЗДЕСЬ? — ВОЗВРАЩАЛО МЕНЯ
В РЕАЛЬНОСТЬ
Уселся в очередь среди беременных с огромными животами. Я был словно в тумане, в каком-то ватном оцепенении, и только изредка покалывающее удивление — зачем я здесь? — возвращало меня в реальность.
Когда вошел в кабинет, объяснил, мол, жена в командировке, очень волнуется за результаты анализов, скажите их мне… Без особого труда уговорил докторшу нарушить врачебную тайну. «Не волнуйтесь, — утешила она меня. — Такой-то триместр (то ли первый, то ли второй, не помню) беременности у вашей жены проходит хорошо!»…
Мой туман рассеялся. Наступила жестокая ясность. Не было никакой командировки! Придя домой, я даже нашел Настин заграничный паспорт… Потом, конечно, снова были мольбы о прощении, но этого я уже простить не мог. Мне даже предлагалось допустить вероятность, что ребенок мой… Я попросил ее уйти. Она уехала к родителям. Но я оставил ей наш дом. Ей и ее семье. Родители потом предлагали мне денежную компенсацию, но я отказался. Ведь этот дом я строил не для себя. А я… вошел в штопор. Начался мой личный ад.
3.
Огни и осколки