Аркашины враки

Серебряная ложечка позванивала о чашку, Фая, чтоб не обжечься, черпала ею чай и безбожно хлюпала. Агния Ивановна пила кипяток не обжигаясь и читала «Метель». Она имела обыкновение открывать том Пушкина где придется, но поскольку он был единственной книгой, которую она возила с собой, то и чувствовала его очень хорошо. Открывая вроде бы наугад, она пальцами все же понимала, где откроется. Ранним утром, когда Агнию Ивановну, как позднее и Фаю, разбудили петухи, она обнаружила над своим лицом незнакомую полку, на ней – знакомого Пушкина. Протянула руку и, еще не проснувшись толком, начала читать «Выстрел». К приходу Сидорова «Выстрел» был прочитан и начат «Станционный смотритель». «Смотрителя» Агния Ивановна, грешным делом, не любила и дочитывать его за чаем не стала, а обратилась к «Метели». Текст был до того знакомым, что никак не мешал течь посторонним и не слишком связным мыслям. Однако именно текст давал этим мыслям направление и окраску.

Бог ты мой! Стройная, бледная семнадцатилетняя Марья Гавриловна «была воспитана на французских романах и следственно была влюблена». Агния Ивановна была воспитана на романах отечественных. Воспитала ее небольшая родительская библиотека, а потом и еще одна, публичная, которая была в их же доме, этажом выше. А под ними была пирожковая. Странно, что трехэтажный дом этот до сих пор стоит на тихой старой улице в центре большого города. Все такой же дом, светло-зеленой краской выкрашен, и внизу по-прежнему забегаловка, только уже не пирожковая, а кондитерская. На втором этаже в девяти комнатах их коммунальной квартиры – горсвет.

Аня была влюблена в соседа. Аня. Так ее звали в детстве. Теперь и не вспомнить толком этого соседа. Длинный, в очках. Архитектор. В тридцать шестом с двумя военными вышел из квартиры навсегда. Само собой, в Испанию уехал, сражаться за республику, – так думала Аня. А она из-за него в тридцать девятом поехала в Свердловск на строительный факультет поступать, там кафедра архитектуры была. Хотя всю жизнь в медицинский собиралась.

Сосед, когда уезжал, руку ей поцеловал. Коридор полутемный, сундуки, шкафы, шубы на вешалках, военные в дверях стоят смотрят. Ей тогда показалось – он ее в губы поцелует, но ведь смотрят же!… А он просто сказал ей:

– Прощай, Нюра! – и руку поцеловал. Нюрой в шутку звал, но и на самом деле думал, что ее зовут Анна.

Поцеловал, стало быть, и подержал еще похолодевшую эту руку в своей большой теплой ладони.

– Будь хорошей девочкой! – вот что еще сказал.

«Надо же, все помню», – удивилась Агния Ивановна, перелистывая страницу – необычайно тонкую, такой бумаги, похоже, теперь не делают. Недаром в этом пусть большом, но все же единственном томе чуть не весь Пушкин поместился.

Агния Ивановна перевернула страницу, на которой Марья Гавриловна, готовясь к побегу с Владимиром, писала письмо родителям. «Она прощалась с ними в самых трогательных выражениях, извиняла свой проступок неодолимою силою страсти…» Так писал Пушкин. «Интересно, – думала Агния Ивановна про Марью Гавриловну, – она ведь, бедная, и понятия не имеет, что этот ее Владимир для судьбы – так себе, эпизод. Даже еще меньше – предлог. Страхов-то сколько, страстей!.. Метель все нити судеб перепутает, Маша будет умирать от горячки, Владимир чуть с ума не сойдет и в конце концов на войне погибнет. Но все пройдет, канет, как не было. Судьба же между тем дело свое сделает, не зря глупая Маша повенчалась не с Владимиром, а с Бурминым. Судьба!..»

Что же такое судьба?

Судьба – это то, от чего дети родятся, по своему обыкновению быстро и коротко подумала Агния Ивановна. И вообще что-нибудь да родится, жизнь дальнейшая.

Снова вспомнился архитектор с теплой ладонью, из-за которого она уехала в Свердловск. Давно она уже поняла, что вряд ли он в Испании исчез, вряд ли… Она жалела его. И себя тоже. И все-таки, все-таки – как Владимир Маше, был он нужен Ане, чтоб свести ее с другим. И уж тогда-то, в Свердловске, ни на какой козе этого другого объехать было нельзя. А как хорошо, как правильно было бы объехать! Она всегда это знала и, как могла, старалась. Ходила перед ним, задрав нос, три с лишним года. Это он стал звать ее Агнией, из-за него она стала взрослой.