Аркадий Северный, Советский Союз

Что ж поделать! Россия не Франция, и без этой вечной темы у нас не обходится ничего. И как простое старонемецкое слово "Freier" (жених) стало почему-то обозначать жителей криминальной страны, ничего не смыслящих в её понятиях, так и несчастное французское слово "СИашоп" (песня) приклеили именно к блатной песне. Исполняемой как раз теми самыми "женихами".

Впрочем, у Рудольфа Фукса в разговор о шансоне блатняк вклинивается как раз таки на достаточно серьёзном основании. Блатные песни имеют ту же музыкальную основу, что и классический шансон, а вместе они восходят к народной музыке — вот основная мысль Фукса. Полностью он сформулирует её и в одном из следующих концертов, посвящённом уже народной песне на стихи русских поэтов.

"Нам, любителям и собирателям так называемого блатного жанра и старых русских каторжных и тюремных песен, часто больно и досадно, когда слышишь, как ругают этот жанр, уходящий своими корнями в седое прошлое. На примере нижеследующих песен мне хотелось бы показать, что многие блатные песни произошли из народных и многие писались русскими поэтами…"

Этот концерт будет записан несколько позже, в начале 1975 года, да и "драматургическим" он уже, строго говоря, не является. Но поскольку действительно очень многое объединяет его с композицией "О шансоне", мы сочли целесообразным рассказать о нём именно здесь.

Видимо, "музыковедческие" изыскания в области блатной песни столь глубоко завели Фукса в русско-цыганский романс и народную песню XIX века, что он решает: пусть песни этого жанра прозвучат в исполнении певца, прославившегося своим одесско-блатным прононсом! Кто знает? может, они и должны звучать именно так? В любом случае, это уже не могло оказаться хуже того, что делала с этим жанром наша "оперно-акадэмическая" школа. Так что будьте добры, маэстро, исполните нам уже таки романс.

И Аркадий исполняет. Разумеется, ему приходилось исполнять романсы и раньше, не раз демонстрировал он и своё владение псевдоцыганской манерой исполнения — с этаким "надрывом". А точнее, своё понимание этой манеры. Пение Северного слишком своеобразно, чтобы квалифицировать его какими-то общепринятыми терминами, оно выпадает из всех известных исполнительских "школ" и манер. И потому мы не берёмся описывать то, как исполнил Аркадий русско-цыганские песни в этих концертах. Это тема отдельного и серьёзного исследования. Несомненно одно — Аркадия роднит с классиками жанра исполнительская "драматургия голоса", посредством которой разыгрываются и изображаются в песне чувства и страсти. Которых как раз и лишён прилизанно-вычищенный филармонический вариант. А вот что касается оценок они могут быть самыми разными. Хорошо или плохо сработали в жанре романса всевозможные штучки-примочки Северного — дело вашего вкуса. Кто-то увидит здесь совершенно излишний и неизящный балаган, а кому-то даже случайные и, на первый взгляд нелогичные, вокальные выкрутасы и реплики Аркадия покажутся гармоничными. Но именно этим и интересен концерт. Настоящий талант — он всегда неоднозначен.

А несколько лет совместной работы с Фуксом позволили Аркадию Северному проявить свой талант в самых разнообразных "амплуа". В фуксовских "постановках" он демонстрирует способность блестяще обыграть любую стилистику, — как и пристало настоящему Артисту. И даже более. В "Театре у микрофона" разворачивается целый ряд очень оригинальных и романтических "образов", созданных не столько текстовками Фукса, сколько игрой Аркадия. Ему удаётся своим исполнительским мастерством не только реализовать замыслы Фукса, но и заставить играть его тексты такими гранями, о которых не подозревал и сам автор! А ведь кроме "драматургических" концертов в это же время писались ещё и "обычные" — сколько их было, наверное, никто уже и не вспомнит. От многих остались только куски, разбросанные по разным плёнкам, но некоторые сохранились почти полностью.

Например, концерт "Люблю я сорок градусов". Хоть и не сценарный, но всё-таки тематически выдержанный и достаточно оригинальный концерт, который Фукс составляет почти целиком из своих авторских песен. Но не совсем обычных! Здесь буквально через раз пойдут весьма оригинальные переделки песен очень популярных в ту пору бардов. И почти все с лагерным уклоном! К большому негодованию многих ревнителей "чистого искусства" КСП:

Мне этот суд не забыть никогда,
Лица прохожих,
Что в зале судебном сидели тогда…
Боже мой, Боже…

Но мы вполне понимаем, по каким мотивам Рудольф Фукс устроил такое пасквилянтство. Всё-таки, знаете ли, ходить по лагерной стране и сочинять песни о "простых человеческих вещах". это как-то уж слишком утончённо.

Однако гораздо интересней здесь следующий момент. Каждое из фуксовских сочинений сопровождается посвящением, но ни одно не обращено к автору самой песни, которая столь безжалостно "перерабатывается"! Евгению Клячкину посвящена переделка Анчарова, Визбору